Ю. Сорокин. Годы перелома. Литература и социальный прогресс - Часть 3

Вернуться на предыдущую страницу

Как ни глубоко занимали Белинского в эти годы вопросы жизни и дальнейшего развития современного общества, для него по-прежнему стояли в центре внимания и вопросы, касающиеся природы искусства, его специфики, его места и роли в жизни человека и в истории общества, а из всех искусств на первый план выдвигалась литература. Как обычно во всякой органически развивающейся системе, здесь находили свое развитие новые взгляды и получали известную модификацию ранее прочно усвоенные положения. Поэтому многим современникам, и не только современникам, эти взгляды казались противоречивыми, не во всем последовательными. Мысль Белинского стремилась ухватить диалектику самих явлений, и эти поиски нередко на первый взгляд представлялись нарушением логической последовательности. В самом деле, как было связать воедино, например, утверждение, что "поэзия прежде всего должна быть поэзией", с утверждениями, что искусство есть "зеркало действительности", что жизнь "всегда выше искусства", и с осуждением "чистого искусства"? Как связать тезис о том, что "наша действительность не слишком богата поэтическими элементами и немного может дать содержания для вдохновений поэта" ("Русская литература в 1843 году") с утверждением (в пятой статье о Пушкине), что Пушкин "как истинный художник... не нуждался в выборе поэтических предметов для своих произведений, но для него все предметы были равно исполнены поэзии", что "для истинного художника - где жизнь, там и поэзия"? {Тезис из диссертации Надеждина, который охотно принимает и широко интерпретирует Белинский.} Как примирить признание великой роли Пушкина как художника не только в развитии форм поэтического творчества, но и в "развитии и образовании изящно-гуманного чувства в человеке" с прямым указанием на то, что направление, принятое поэзией Пушкина в 1830-х годах, было таким, от которого "выигрывало искусство и мало приобретало общество" (см. пятую статью о Пушкине)?

Суждения о Белинском как критике в эту пору были противоречивы. Люди, принадлежавшие к отсталым литературным школам, считали его ниспровергателем эстетических ценностей во имя крайних социальных тенденций, разрушителем признанных литературных авторитетов. Но слышались и другие голоса, которые склонны были усматривать у Белинского не преодоленную еще зависимость от старых эстетических концепций. В этом смысле характерно письмо В. П. Боткина П. В. Анненкову конца 1846 года, где он выдвигает пожелание "литературной критике освободиться от своего Молоха - художественности" ("П. В. Анненков и его друзья", I. СПб., 1892, с. 521). Боткин противопоставляет в этом плане Белинского молодому В. Н. Майкову (там же, с. 527), находившемуся под влиянием позитивизма О. Конта. И позднее, в статьях Писарева "Пушкин и Белинский", нашли свое продолжение эти упреки Белинскому в недостаточном преодолении гегельянской эстетики, в колебаниях между "реальным" и идеалистическим подходом к литературе и искусству.

В теоретическом плане Белинского по-прежнему занимал вопрос об объеме самого понятия литература. Наиболее полно рассматривается это во второй редакции статьи "Общее значение слова литература" и в статье об "Опыте истории русской литературы" А. В. Никитенко. Здесь подняты вопросы об отношении поэзии (литературы в узком смысле слова) и науки, о разных формах существования литературы, о разных ее "областях". Подразделения, вводимые Белинским, показывают характерные сдвиги в решении проблемы, занимавшей его внимание в течение всей его деятельности.

Стремясь терминологически разграничить употребление слов литература, словесность и письменность, Белинский связывает литературу в широком смысле, как высший этап "развития человеческого сознания в сфере слова" (см.: т. 6, с. 496), прежде всего с новым историческим периодом в развитии человечества, начиная с эпохи изобретения книгопечатания. Полное развертывание различных форм существования литературы относится к современным достижениям цивилизации. "Литература образует собою отдельную и самостоятельную область умственной деятельности, существование и права которой признаются всем обществом", она "есть достояние всего общества, которое, через нее, обратно получает себе, в сознательной и изящной форме, все то, чему источником было его же собственное непосредственное бытие" (там же, с. 498). Так устанавливается обратная связь между литературой и обществом.

Говоря об истории литературы, Белинский теперь подчеркивает, что ее содержание составляет, кроме истории поэзии (литературы в узком смысле слова, "словесного искусства"), также история беллетристики ("изящной словесности"), прессы и "отчасти науки" (с. 360). Пресса именно в эти годы впервые выделяется в указанных статьях Белинского. Он оговаривает новизну понятия, для которого еще "нет названия на русском языке". Потому-то здесь и употреблено иностранное слово la presse, сложившееся в этом значении во Франции, где эта область литературы "родилась, где ее владычество и сила" {Печать как русское соответствие термину пресса стала употребляться несколько позднее, с середины XIX в.}. В эту область, формулирует Белинский, "входит журналистика, брошюра, - словом, все, что легко, изящно и доступно для всех и каждого, для общества, для толпы, что популяризирует, обобщает идеи, знакомит с результатами науки и искусства... сближает науку и искусство с жизнию" (с. 358--359).

Вводя в ряд объектов, представляющих литературу в обширном значении этого слова, "отчасти науку", Белинский имел в виду не только и даже не столько то, что "содержание науки и литературы одно и то же - истина" и что "вся разница между ними состоит только в форме, в методе, в пути, в способе, которыми каждая из них выражает истину". По этим методам (творческое воспроизведение мира в одном случае, отвлеченное, умственное постижение его явлений - в другом) Белинский неизменно противополагал поэзию (словесное искусство) науке. Но он имел в виду также исторически необходимое взаимодействие и отчасти взаимопроникновение и связь научного и художественного мышления. Речь идет при этом не только о взаимодействии философии и поэзии, но и о воздействии на формирование мировоззрения человека важнейших научных теорий, не ограниченных решением только специальных вопросов. "Новый способ решать теорему, - замечает Белинский, - конечно, не может иметь никакого влияния на искусство; но решение вопроса о круглоте земли и ее обращении вокруг неподвижного, в отношении к ней, солнца, о движении всей мировой системы, - решение таких вопросов, развязав умы, сделав их смелее и полетистее, могло ли не иметь влияния на фантазию поэта и его произведения? Все живое - в связи между собою; наука и искусство суть стороны бытия, которое едино и цело: могут ли стороны одного предмета быть чужды друг другу?" (с. 359). Такие идеи, высказанные Белинским со всей определенностью в эти годы, играли решающую роль в развитии его мировоззрения, оказали сильное влияние на дальнейшее развитие демократической мысли в России, в частности - на эстетические воззрения Чернышевского, Добролюбова, Писарева.

Речь при этом шла и о некоторых особых отраслях науки, где, по Белинскому, необходимо сходились методы научного и художественного познания. Такой отраслью представлялась наука истории, о чем Белинский в эти годы высказывался неоднократно {Ср., например: "В истории наука и искусство соединяются вместе для достижения одной и той же цели, потому что в наше время история есть столько же ученое, по внутреннему содержанию, сколько художественное, по изложению, произведение" (наст. т., с. 355).}. Другой областью, где сходились интересы науки и искусства, была пресса. Особое значение придавалось также беллетристике. Понятие беллетристики в ее соотношении с поэзией играет важную роль в системе литературных воззрений Белинского, а изменение отношения к ней знаменует существенный поворот в его эстетических концепциях. Сферу беллетристики Белинский определял так: "Произведения беллетрические, то, что составляет так называемую легкую литературу, которой назначение состоит в том, чтоб занимать досуги большинства читающей публики и удовлетворять его потребности" ("Вступление к "Физиологии Петербурга"). Помимо особого назначения этого круга литературы - для широкой читающей публики, для "толпы", как существенный признак этого рода произведений указывается также относительно меньшая степень художественного достоинства: "Беллетристика есть та же поэзия, только низшая, менее строгая и чистая" ("Опыт истории русской литературы"). Произведения собственно художественные, "творения строгого искусства" обычно не причисляются к беллетристике. Слово беллетристика для Белинского не относилось к жанровым определениям. Беллетристическими произведениями называются у него не только произведения повествовательной прозы, но и поэмы и драматические произведения {Ср., например, замечание (в рецензии на стихотворения Э. Губера), что с появлением Пушкина "поэзия... перестала быть беллетристикою, как у Карамзина, Дмитриева, Озерова".}. Беллетристические произведения отмечаются и среди научных. В обзорах середины 1840-х годов говорится об "учено-беллетристических произведениях" - очерках и статьях исторического и философского содержания, научно-популярного, как мы сказали бы, характера. Слово беллетристика (так же, как и его русское соответствие "изящная литература") у Белинского впервые появляется в 1840 году (упоминания о такого рода произведениях, не являющихся собственно художественными, но имеющих литературное достоинство, встречаются и ранее - например, в рецензии 1838 г. на сочинения Н. И. Греча). Но к середине 1840-х годов Белинский начинает подчеркивать значение беллетристических произведений как необходимого связующего звена между собственно литературой (поэзией) и обществом. Соответственно менее резко проводится грань между художественными, поэтическими произведениями и беллетристикой. В рецензии на сочинения Греча утверждалось, что произведения последнего рода "совершенно чужды сферы поэзии" (см.: Белинский, АН СССР, т. II, с. 533). Теперь же, при всех оговорках ("низший род поэзии", "искусство толпы"), беллетристика все же относится к поэзии, к искусству, а главное - подчеркивается ее важное общественное значение. Утверждается (статья об "Опыте истории русской литературы"), что резкой черты, которая "отделяет искусство от беллетристики... нет и быть не может". Беллетристические произведения "необходимы и благодетельны, как и художественные произведения. Они - искусство толпы; без них толпа была бы лишена благодеяний искусства". Более того. "В беллетристике выражаются потребности настоящего, дума и вопрос дня, которых иногда не предчувствовала ни наука, ни искусство, ни сам автор подобного беллетристического произведения". И эти произведения, как и наука и искусство вообще, "бывают живыми откровениями действительности, живою почвою истины и зерном будущего" (с. 358).

В годовых обозрениях акцент переносится с вопроса о наличии у нас литературы (что уже не вызывает сомнений - см. "Русскую литературу в 1843 году") на изменение самого объема явлений литературы. Во введении к "Физиологии Петербурга" Белинский отмечал парадоксальность сложившейся литературной ситуации: "Русская литература гениальными произведениями едва ли не гораздо богаче, чем произведениями обыкновенных талантов". А между тем "обыкновенные таланты необходимы для богатства литературы, и чем больше их, тем лучше для литературы". Центральное положение теперь занимает не вообще вопрос о новом направлении литературы, а о его всемерном развитии и расширении, не выяснение исторического значения истинно художественных произведений, создающих условия для развития литературы (хотя это по-прежнему составляет важную заботу Белинского как критика), а воспитание целой новой школы талантов. В свете этой общей задачи расширение и совершенствование раздела "беллетристики" в литературе становится существенной частью литературного процесса.

В 1844--1845 годах начинает вокруг Белинского складываться школа, которая чуть позднее (в 1846 г.) получит выразительную кличку "натуральной", охотно принятую и Белинским, и писателями школы как ее название. Ранее других к этой школе примкнули Некрасов, Тургенев, Панаев; в известные отношения с этим кругом писателей вошли тогда В. И. Даль и Е. П. Гребенка. Первым признаком сложения школы явилось издание двух томов сборника "Физиология Петербурга" в 1845 году со вступлением Белинского в качестве своего рода литературного манифеста. Жанр "физиологии", литературных очерков, посвященных характеристике типов определенной социально-территориальной среды, - жанр, который становился популярным ранее (и не только у нас, но и во французской литературе и других; ср. также его название: "тип"), теперь получал важное, принципиальное значение.

В обзоре литературы за 1843 год Белинский как важнейшее следствие развития творчества Гоголя указывал, что "Гоголь убил два ложные направления в русской литературе: натянутый, на ходулях стоящий идеализм, махающий мечом картонным, подобно разрумяненному актеру, и потом - сатирический дидактизм" (с. 40). Типическими примерами первого для Белинского с начала 1840-х годов были повести Марлинского и Н. Полевого, второго - "нравоописательные" романы Булгарина. Позднее и то и другое будет слито им под общим наименованием "риторического направления", которому и противостоит "натуральная школа". Значение этой последней укрупнялось. Развивалась теория реализма как генерального направления литературы {Хотя сам термин реализм применительно к литературным явлениям не был еще распространен в критике и Белинским не употреблялся.}.

Положение, что литература "должна быть выражением жизни общества, и общество ей, а не она обществу дает жизнь" (наст. изд., т. 3, с. 203), не теперь становится руководящим для критики Белинского. Но с середины 1840-х годов проблема общественного назначения литературы, отношения художественного творчества к действительности, к социальной жизни становится центральной, служит предметом специальной разработки с разных сторон. Выковываются эстетические формулы, которые становятся исходными, отправными для демократической критики 1850--1860-х годов. И убеждение, что всякая истинная поэзия должна быть выражением действительности ("Русская литература в 1844 году"), и убеждение, что всякое явление жизни достойно быть предметом поэтического воспроизведения (в пятой статье о Пушкине), и утверждение (в той же статье) приоритета жизни, действительности над искусством {Жизнь "всегда выше искусства, потому что искусство есть только одно из бесчисленных проявлений жизни".}.

Но здесь же и апелляция к познавательной силе художественного творчества, к социальной активности художника, воспроизводящего мир. Белинский не устает утверждать, что "нужен гений, нужен великий талант, чтоб показать миру творческое произведение, простое и прекрасное, взятое из всем известной действительности, но веющее новым духом, новою жизнью" ("Русская литература в 1843 году"). Если верно, что "идеалы скрываются в действительности", то столь же несомненно, что они "не список с действительности, а угаданная умом и воспроизведенная фантазиею возможность того или другого явления". Характерны запальчивые строки в рецензии на стихотворения Губера: "По нашему мнению, всего нужнее - поэтическое призвание, художнический талант. Это главное; все другое идет своим чередом уже за ним. Правда, на одном таланте в наше время недалеко уедешь; но дело в том, что без таланта нельзя и двинуться, нельзя сделать и шагу, и без него ровно ни к чему не служат поэту ни наука, ни образованность, ни симпатия с живыми интересами современной действительности, ни страстная натура, ни сильный характер; без таланта все это - потерянный капитал" (с. 573).

Так выстраивается ряд непременных условий художественного творчества. Необходимы материалы действительности и умение видеть, находить их, определяемое кругом идей, мыслительной силою поэта. Ведь "неистощимость и разнообразие всякой поэзии зависят от объема ее содержания; и чем глубже, шире, универсальнее идеи, одушевляющие поэта и составляющие пафос его жизни, тем, естественно, разнообразнее и многочисленнее его произведения" ("Русская литература в 1843 году"). Необходимы художнический талант, способность воссоздавать мир, поэтическая фантазия. Однако "она одна не составляет поэта", ибо "ему нужен еще глубокий ум, открывающий идею в факте, общее значение в частном явлении" (там же). Необходим для поэта и определенный взгляд на явления действительности, определенное направление его творчества, ведь "разумная действительность", то есть действительность в ее закономерном историческом движении, открывается "только мысли и сознанию". Когда же человек "сходится и мирится... с пошлою действительностию, за незнанием разумной действительности... тогда талант оставляет его".

Характер и направление поэзии определяются состоянием общества, отвечают уровню его исторического развития {"Жизнь неистощима в проявлениях творческой силы, и всякое время должно иметь свою поэзию, соответствующую требованиям этого времени" ("Русская литература в 1843 году").}. Современная поэзия, поэзия "переходного времени" не может оставаться в стороне от социальных конфликтов и противоречий, которыми чревата современность, от тех усилий мысли, которые предпринимают лучшие представители человечества в поисках выхода из противоречий. "Дух анализа, неукротимое стремление исследования, страстное, полное вражды и любви мышление сделались теперь жизнию всякой истинной поэзии", и потому "каждый умный человек вправе требовать, чтоб поэзия поэта или давала ему ответы на вопросы времени, или по крайней мере исполнена была скорбью этих тяжелых, неразрешимых вопросов" (пятая статья о Пушкине). Белинский, отдавая и теперь высокую дань художественности как решающему качеству литературных произведений, предъявляет к ним требование социальной актуальности, считает, что, не удовлетворяя ему, даже высоко художественное произведение не может рассчитывать на полный успех. В этом смысле Белинский и говорит, что его время не вполне благоприятно чисто художественным требованиям. "Художественность и теперь великое качество литературных произведений; но если при ней нет качества, заключающегося в духе современности, она уже не может сильно увлекать нас. Поэтому теперь посредственное художественное произведение, но которое дает толчок общественному сознанию, будит вопросы или решает их, гораздо важнее самого художественного произведения, ничего не дающего сознанию вне сферы художества... Как во все критические эпохи, эпохи разложения жизни, отрицания старого при одном предчувствии нового, - теперь искусство - не господин, а раб: оно служит посторонним для него целям" (с. 303). Резким нападениям подвергается теория "чистого искусства" как порождение прошедшего этапа в развитии человечества. Ср.: "Вообще наш век - век рефлексии, мысли, тревожных вопросов, а не искусства. Скажем более: наш век враждебен чистому искусству, и чистое искусство невозможно в нем" (там же).

Либеральная критика 1850--1860-х годов, порицая "непочтительность" демократической журналистики к "чистому искусству" и его представителям, нередко противопоставляла ей Белинского с его широтой критического взгляда и пиететом перед художественностью. Однако в таком случае старались не замечать насмешки, которою Белинский уже в середине 1840-х годов встречал поэтов, демонстрировавших общественный индифферентизм под флагом поклонения "чистой поэзии". Белинский этих лет писал и вполне в том духе, в котором с успехом продолжала действовать потом "реальная критика" - Чернышевский, Добролюбов, Писарев. Вот два примера: "В небе, то есть в верхних слоях атмосферы, пусто и холодно, и человеку хорошо только с людьми... Только гордость, основанная на самолюбии и эгоизме, - один из самых гибельных пороков, - только гордость гонит человека из общества ближних его и стремит его на пустую и холодную высоту, откуда он находит жалкое наслаждение видеть под собою "хор завистников" ("Стихотворения Петра Штавера"); "Кто поэт про себя и для себя, презирая толпу, тот рискует быть единственным читателем своих произведений" (пятая статья о Пушкине). Даже приемы такого осмеяния (например, иронические "переводы" с языка поэзии, "языка богов" на "язык презренной прозы") у Белинского напоминают популярные "перелицовки" и "перепевы" реальной критики и демократического фельетона 1860-х годов, Добролюбова, Писарева, Курочкина, Минаева. Так, по поводу одного стихотворения Языкова говорится: "Разберите все это строго, переведите все эти фразы на простой язык здравого смысла, - и вы увидите один набор слов, замаскированный кажущимся вдохновением, кажущеюся красотою стиха..." ("Русская литература в 1844 году"). Близки к известному требованию, предъявляемому поэту Некрасовым, следующие строки из рецензии Белинского 1845 года: "В наше время поэт, как поэт, не может обещать себе великого успеха, потому что наше время от каждого, - следовательно, и от поэта, - требует, чтоб он прежде всего и больше всего был - человеком".

Параллельно развенчанию чистой поэзии идет осуждение чисто эстетической критики, требование прежде всего давать историческую оценку художественного произведения, поэта в связи с их местом и ролью в общественной жизни. Осуждается критика, которая "исключительно вращается в тесной сфере эстетики", а "на историю, общество, словом, на жизнь - не обращает никакого внимания" (пятая статья о Пушкине).

Вместе с тем Белинский остается противником прямой тенденциозности в отношении к действительности. Более всего предостерегает он от искажения исторической перспективы под влиянием тех или иных субъективных пристрастий. В этом смысле выразителен воображаемый диалог с читателями в статье "Русская литература в 1844 году". Автор говорит здесь, что одного "чистого элемента поэзии" еще "слишком мало, чтобы в наше время заставить говорить о себе, как о поэте". На это следует реплика "многих" из читателей: "Знаем, знаем... нужно еще направление, нужны идеи!" Но автор снова берет слово: "Так, господа, вы правы, но не вполне: главное и трудное дело состоит не в том, чтоб иметь направление и идеи, а в том, чтоб не выбор, не усилие, не стремление, а прежде всего сама натура поэта была непосредственным источником его направления и его идей". Не раз отмечая в статьях о Пушкине, что по своему направлению творчество Пушкина в 1830-х годах не вполне отвечало требованиям времени и что "непосредственно творческий элемент в Пушкине был несравненно сильнее мыслительного, сознательного элемента", Белинский, однако, прямо признает, что "ошибки" принятого направления поправлялись у Пушкина силою его непосредственного художественного воспроизведения действительности, ибо "внутренняя логика, разумность глубокого поэтического созерцания сама собою торжествовала над неправильностью рефлексий поэта" (см. седьмую статью цикла). Беспощадна оценка тех поэтов, в чьем творчестве, по мнению Белинского, элемент тенденции теснил элемент непосредственного, художественного воспроизведения действительности, например, в поэзии Хомякова, построенной на проповеди славянофильских идей.

Глубоко отличны в этом плане эстетические позиции Белинского от эстетических положений французских социалистов, к позиции которых в плане социального идеала Белинский был близок. Те защищали романтизм, расширение сферы искусства за счет "уродливого"; гиперболическому изображению ужасов и безобразий существующей действительности противопоставлялись при этом идеальные образы героев. Белинский требовал, чтобы литература верно и близко отражала жизнь. С гордостью писал он, что "русская литература, к чести ее, давно уже обнаружила стремление - быть зеркалом действительности" ("Тарантас" Соллогуба). Любые формы гиперболизации, намеренной идеализации, стремление "видеть поэзию вне действительности и украшать природу по произвольно задуманным идеалам" ("Русская литература в 1843 году") вызывали его решительное неприятие. Импонировавшие французским социалистам утрированные картины социальных зол с противопоставлением им идеальных носителей добродетели в романе Э. Сю "Парижские тайны" вызывали у Белинского сомнения в искренности и глубине социальной критики буржуазного общества со стороны автора.

К художнику предъявляется прежде всего требование - обращаться непосредственно к материалам окружающей действительности, быть верным ей в процессе творческого ее воспроизведения (но вместе с тем и держаться современного взгляда в общем подходе к действительности). "Только берите содержание для ваших картин в окружающей вас действительности и не украшайте, не перестроивайте ее, а изображайте такою, какова она есть на самом деле, да смотрите на нее глазами живой современности, а не сквозь закоптелые очки морали, которая была истинна во время оно, а теперь превратилась в общие места, многими повторяемые, но уже никого не убеждающие..." ("Русская литература в 1843 году"). Литература рассматривается как необходимая часть сознания общества в процессе его исторического развития. Она должна быть не только "верным зеркалом общества, и не только верным отголоском общественного мнения, но и его ревизором и контролером". Не подобные ли определения общественного назначения литературы навеяли Чернышевскому известную формулу, заключающую диссертацию? {"Воспроизведение жизни - общий, характеристический признак искусства, составляющий сущность его; часто произведения искусства имеют и другое значение - объяснение жизни; часто имеют они и значение приговора о явлениях жизни" (Чернышевский, т. II, с. 92).}

В соответствии с этими требованиями к литературе оценивается и вес различных родов творчества, значение для современности отдельных ее жанров. Все решительнее на передний план выдвигаются драма и ведущие жанры повествовательной прозы - прежде всего роман. Отмечая в пятой статье о Пушкине закономерность обращения поэта в последний период творчества от стихов к прозе, от лирики к драме и роману, Белинский делает характерное замечание: "Это самый естественный ход развития великого поэтического таланта в наше время. Лирическая поэзия, обнимающая собою мир ощущений и чувств, с особенною силою кипящих в молодой груди, становится тесною для мысли возмужалого человека. Тогда она делается его отдыхом, его забавою между делом. Действительность современного нам мира полнее, глубже и шире в романе и драме". Любопытна и полемическая оценка жанра комедии как "цвета цивилизации, плода развившейся общественности ("Русская литература в 1843 году"). Подвергая критике старые формы сатиры с отвлеченным изображением и осуждением порока, Белинский передает функции глубокого, всестороннего изображения социальных зол, пороков социальной среды, искажающих нормальное развитие человеческой личности, широким полотнам реалистического романа с характерным для него юмором и тонким пониманием природы межчеловеческих отношений и общественных условий формирования личности. "Для изображения современного общества, в котором проза жизни так глубоко проникла самую поэзию жизни, нужен роман, а не эпическая поэма" (восьмая статья о Пушкине). В статьях этих лет все большее внимание уделяется таким прозаикам, как Гоголь и Диккенс.

Белинский неизменно выделяет наряду с типом "великих поэтов", которые "изображают мир, как он есть", другой тип поэтов, недовольных "совершившимся циклом жизни", носителей предчувствия будущего идеала. К последним он относит в русской литературе Лермонтова. Высокой оценки заслуживают и "истинно субъективные поэты". Однако, по словам критика, "поэт тогда только имеет право говорить толпе о себе, когда его звуки покоряют ее неведомою силою, знакомят ее с иными страданиями, с иным блаженством, нежели какое знала она, и даже ее собственное, знакомое ей страдание и блаженство передают ей в новом, облагороженном и очищенном виде. Но для этого надо стоять целою головою выше этой толпы, чтоб она видела вас не наравне с собою..." ("Стихотворения Э. Губера"). Так опять подчеркивается роль великого таланта, концентрирующего в своем внутреннем мире наиболее непосредственно, сильно и ярко впечатления действительности и свое переживание их. "Ведь поэт потому и поэт, что он всю действительность проводит через свое Я" (там же).

Не трудно заметить, что решающей стороной критики для Белинского в этот период окончательно становится строгий историзм ее решений и оценок, обусловленность ее заключений всем ходом общественной жизни, достигнутым уровнем в борьбе за социальный прогресс. Чрезвычайно симптоматичны поэтому конкретные попытки в критике Белинского связать не только отдельные произведения или отдельных писателей с определяющими направление и характер их творчества социально историческими условиями времени, но и представить целые направления в литературе как результат и порождение социальных перемен. Показательна характеристика романтизма, которая дана в статье "Русская литература в 1844 году": "Романтизм был попыткою подновить старое, воскресить давно умершее. В Германии он был усилием остановить поток новых идей об обществе и успехи знания, основанного на чистом разуме. Во Франции он был вызван сперва как противодействие идеям переворота, потом как нравственная поддержка реставрации. Обстоятельства его вызвали, и вместе с обстоятельствами он и исчез... Романтизм - это переведенный на язык поэзии пиетизм средних веков, экзальтация рыцарства".

Такие знаменательные прорывы в социологию литературных движений, попытки вскрыть социальные корни литературных тенденций, рассмотреть их через призму основных социальных сил эпохи в их столкновении, почувствовать их глубинную историческую природу высоко подымают Белинского над уровнем тех, нередко абстрактных истолкований литературы, которые еще господствовали в его время.

Вместе с тем Белинский не уставал подчеркивать, что "влияние литературы на общество было гораздо важнее, нежели как у нас об этом думают" (восьмая статья о Пушкине). Развитие русской литературы вполне оправдало этот диагноз и прогноз.

Вернуться на предыдущую страницу