Н. Гей. В. Г. Белинский и русская литература - часть 7

Вернуться на предыдущую страницу

Размышления Белинского о художественности, как говорилось, нашли свое завершение в понятии пафоса искусства, который можно предварительно определить как направленность, ориентированность в мире, эстетическую активность произведения. Средоточие пафоса художественности Пушкина, например, состояло, по убеждению Белинского, в гуманности, человечности, в "бесконечном уважении к достоинству человека как человека". Это понимание Белинским пафоса художественности никак нельзя поэтому истолковать в духе "чистого искусства", скажем, в духе рассуждений В. Боткина, П. Анненкова и особенно А. Дружинина. Вполне последовательно сам Белинский, утверждая пафос художественности, отрицал возможность "чистого искусства", "искусства для искусства" в литературе нового времени. Соответственно от критики он требовал содержательного, а не формального определения пафоса произведения или всего творчества писателя.

Отказываясь от абстрактной идеи, Белинский рассматривает пафос как выражение общей направленности произведения, как организацию всех сторон реального мира, входящего в произведение и получающего концептуальное в нем закрепление. В соответствии с требованием реалистического осмысления жизни он допускает безграничность этой сферы. И в самом пафосе на первый план у него выходит не избирательная, но синтезирующая функция. Белинский отстаивает воплощение всеобъемлющей страсти, объединяющей интеллектуальное и эмоциональное содержание произведения, так что "идея является в... произведении не отвлеченною мыслию, не мертвою формою, а живым созданием...".

Под "живым" созданием здесь подразумевается не персонаж, а целое самого произведения, которое несводимо ни к простому отражению жизни, ни к чувству и мысли автора. Оно - новая органическая цельность и эмоционального и интеллектуального постижения действительности в произведении, а в общеэстетическом плане - объективных и субъективных ее сторон. Белинский пишет, что пафос - это не силлогизм и не догмат, а общая направленность художественною творения. И потому поэт созерцает идею "не разумом, не рассудком, не чувством и не какою-либо одною способностью своей души, но всею полнотою и целостью своего нравственного бытия".

Конкретное содержание художественного пафоса, в понимании Белинского, может быть самым различным, в зависимости от того, как решается самой жизнью и отражающим эту жизнь художником соотношение человеческих судеб и социальной среды. Но чрезвычайно важно, что пафос первого великого художника в русской литературе - Пушкина - Белинский усмотрел в художественности. Этому предшествует и самоощущение Пушкина, выдвигавшего тезис: "цель поэзии - поэзия". Поэт предполагал не автономию искусства от жизни, но автономию художника - от дидактики, риторики, внешней регламентации и общеобязательных "норм". Он высказывал упрек в адрес Малерба и Ронсара, считая, что они истощили силы в самоцельном усовершенствовании стиха, пеклись "больше о наружных формах слова, нежели о мысли". Он говорил, что эстетика со времени Канта и Лессинга развита с предельной ясностью и обширностью, но "мы все еще повторяем, что прекрасное есть подражание изящной природе и что главное достоинство искусства есть польза". Девизом творчества Пушкина стало изречение - "цель художества есть идеал", то есть осуществленное по законам художественного творчества произведение искусства, для которого главное - поэтическая мысль, а не дидактический морализм, привносимый в художественный образ извне. И в полном согласии с Пушкиным критик считал, что дидактическая цель убила в героях Ричардсона поэзию.

Определение идеала Пушкиным, впрочем, не содержало абсолютного противопоставления эстетической сущности - нравоучению. У Пушкина в разделении идеала и нравоучения есть доверие к художественному утверждению идеи, включающей в себя также и нравственную сторону.

Так же, как и Пушкин, Белинский, раздумывая о том, что делает искусство искусством, видел необходимую связь между содержанием произведения и истинностью этого содержания, между правдой жизни и художественной ее реализацией в искусстве. Для него "необыкновенно великий художественный такт" Пушкина - иное обозначение "такта действительности" в искусстве и именно потому Пушкин "не мог не отразить... народной жизни".

Для Белинского пафос художественности означал не изоляцию искусства от жизни народа, а путь к его народности. Именно благодаря художественности "Евгений Онегин" и энциклопедия русской жизни, и в высшей степени народное произведение. И далеко не случайно для Белинского поэзия Пушкина, так же как и народная русская поэзия, окрашена в грустные тона.

С другой стороны, Белинский говорит о "колоссальной творческой силе" поэта и даже о "мировой творческой силе", "так национально проявившейся". Художественное, истинное и национальное у него стоят в общем ряду, но главным и определяющим характер содержания поэзии Пушкина при этом оказывается общечеловеческая направленность: "внутренняя красота человека и лелеющая душу гуманность". Белинский видел в гуманизме Пушкина начало, вводящее его во всемирную литературу, потому что художественность для него была условием всемирно-исторической роли искусства как средства утверждения подлинно человеческой действительности. Принцип художественности для Белинского, предполагая всеобъемлющее постижение мира искусством, вводил в представления человека концепцию "полного человека" (выражение Пушкина).

С этих позиций Белинский вернее, чем его последователи, включая Чернышевского и Добролюбова, раскрывает гуманистическую сущность романа в стихах и образ Татьяны Лариной, видя в ней натуру гениальную, хотя и не подозревающую о своей гениальности, то есть об огромной человеческой ценности, которая вдруг откроется Онегину.

Вернуться на предыдущую страницу