Ю. Манн.
В поисках новых концепций - часть I
 Вернуться на предыдущую страницу
28 июня 1841 года Белинский писал своему другу В. Боткину: "...я теперь
забился в одну идею, которая поглотила и пожрала меня всего... Во мне
развилась какая-то дикая, бешеная, фанатическая любовь к свободе и
независимости человеческой личности, которые возможны только при обществе,
основанном на правде и доблести". В этом признании - как и в некоторых
других, аналогичных, - выразилась суть нового периода развития критика -
периода, датируемого началом 40-х годов. И, пожалуй, не только суть, но и
тот импульс, под влиянием которого совершился переворот.
Силой, прорвавшей теорию "примирения с действительностью", была именно
"одна идея" - идея человеческой личности, счастия и благоденствия
отдельного, конкретного, неповторимого человеческого существа. В чем
оправдание всеобщего ("гегелевской Allgemeinheit"), если страдает частное? -
спрашивал Белинский в другом письме к Боткину (от 1 марта 1841 года).
Понимание исторической необходимости, строгое философское самовоспитание не
принесет облегчения тому, кто на пути к общей гармонии своей личной судьбой
должен выразить момент "дисгармонии". "...Если бы мне и удалось влезть на
верхнюю ступень лествицы развития, - я и там попросил бы... отдать мне отчет
во всех жертвах условий жизни и истории, во всех жертвах случайностей,
суеверия, инквизиции, Филиппа II и пр. и пр.", "Ты - я знаю - будешь надо
мною смеяться... - обращается Белинский к своему корреспонденту, - но смейся
как хочешь, а я свое: судьба субъекта, индивидуума, личности важнее судеб
всего мира..."
Новые взгляды Белинского складывались стремительно и бурно. В
продолжение каких-нибудь нескольких месяцев - от марта до середины 1841 года
- резко менялся ответ критика на вопрос, как соотносятся главные категории:
человек и общество. Вначале отдельное противопоставлялось им целому,
"индивидуум" - "миру". Такова была, так сказать, полемическая логика
движения мысли Белинского, первоначальная фаза освобождения ох Молоха
"общего". Но очень скоро критик признал необходимость новой, другой общей
идеи, в которой бы примирились "индивидуум" и "мир". В письме, с которого мы
начали статью, эта идея уже выражена достаточно отчетливо: Белинский мечтает
об "обществе, основанном на правде и доблести" и именно в нем полагает
возможным осуществление индивидуальных человеческих прав и потребностей.
Говоря конкретнее, такой общей идеей для Белинского в первой половине
40-х годов была идея социализма, или "социальности", как он ее иногда
называл (в письме к Боткину от 8 сентября 1841 года). В печати же для
обозначения грядущего социалистического миропорядка критик прибегал к языку
перифрастическому и подчас библейски-торжественному: "...Свет победит тьму,
разум победит предрассудки, свободное сознание сделает людей братьями по
духу - и будет новая земля и новое небо..." ("Руководство к всеобщей
истории", 1842).
Путь к "новой земле" прокладывается ценою огромного напряжения, крови и
мук. В историческом миросозерцании Белинского вновь происходит оправдание
момента дисгармонии, - той дисгармонии, которая несколько месяцев назад
отвергалась им во имя индивидуальной человеческой судьбы. "Говорят, что
дисгармония есть условие гармонии...", - иронически писал тогда критик.
Теперь он оправдывает революционные перевороты, крутые меры преобразователей
общества, жертвы. 8 сентября 1841 года Белинский пишет Боткину, что
установление социальной справедливости не может произойти "само собою,
временем, без насильственных переворотов, без крови. Люди так глупы, что их
насильно надо вести к счастию. Да и что кровь тысячей в сравнении с
унижением и страданием миллионов". 15 апреля 1842 года в письме к тому же
Боткину критик вступался за якобинцев и их вождя: "...дело ясно, что
Робеспьер был не ограниченный человек, не интриган, не злодей, не ритор и
что тысячелетнее царство божие утвердится на земле не сладенькими и
восторженными фразами идеальной и прекраснодушной Жиронды, а террористами -
обоюдоострым мечом слова и дела Робеспьеров и Сен-Жюстов". Прежний тезис
"дисгармония есть условие гармонии" получает уже другой, не иронический, но
позитивный смысл.
Социально-политическая программа Белинского, однако, достаточно сложна
и не допускает никакого механического выпрямления. Применительно ко времени
40-х годов прошлого века приведенные выше положения важны не столько
практическим, сколько общетеоретическим смыслом. "Необходимо... отметить
одну особенность в трактовке проблемы революции русскими социалистами 40-х
годов... Они прямо не призывают к революции, а говорят о ее естественности,
оправданности. Такое отношение русских мыслителей к революции нисколько не
принижает их революционности. Наоборот, оно свидетельствует о трезвости их
подхода к действительности" {А. И. Володин. Гегель и русская
социалистическая мысль XIX века. М., "Мысль", 1973, с. 129-130.
Об увлечении Белинского теориями утопического социализма см. старую, но
не потерявшую своего значения работу В. Комаровича "Идеи французских
социальных утопий в мировоззрении Белинского". - "Венок Белинскому". М.,
1924.}.
Исследователь далее говорит, что эта "трезвость" объяснялась
беспристрастным подходом Белинского и Герцена к французской революции,
штудированием ее опыта, отказом от ее идеализации. К этому надо добавить и
другое, не менее важное обстоятельство: еще более трезво смотрели Белинский
и Герцен на русскую жизнь, непредвзято и хладнокровно изучая ее опыт. "У
себя, в себе, вокруг себя, вот где должны мы искать и вопросов и их
решения". Эти более поздние слова Белинского (из статьи "Взгляд на русскую
литературу 1846 года") применимы и к его социально-политической программе
начала 40-х годов.
Отсюда кажущийся разрыв между радикализмом некоторых общих выводов
критика и его конкретными суждениями на темы русской жизни. Белинский,
например, прославлял решительные меры деятелей Великой французской революции
и в то же время (в статье "Руководство к всеобщей истории", 1842) писал о
крепнущем "чувстве общественности" в современности, о сотрудничестве
"сословий". "Вражда между сословиями исчезает, и они примиряются в признании
взаимной необходимости и взаимной важности для общества". Сказано это в
связи с современными "общественными предприятиями" и, в частности,
постройкой "железных дорог".
Белинский видел, что осуществлению идеи "социальности" в русских
условиях должна предшествовать долговременная подготовительная работа. Этим
и объясняется широта конкретной позитивной программы критика. Поощрение
промышленного и научного прогресса, внедрение научных начал в общественное
сознание, укрепление законности, резкая социальная критика устаревших форм
жизни, прежде всего институтов феодализма- таковы важнейшие пункты этой
программы. Особенно большое значение, как мы еще будем говорить, Белинский
придавал социальной критике.
Вернуться на предыдущую страницу
|
