А. С. Курилов. Виссарион Белинский - часть 5

Вернуться на предыдущую страницу

Возглавляя отдел критики и библиографии, Белинский должен был ежемесячно в каждый номер "Отечественных записок" написать большую статью и с десяток рецензий на вышедшие книги чуть ли не во всех областях знаний. Это требовало от критика поистине энциклопедичности. Объем написанного Белинским в один номер составлял обычно несколько авторских листов. "...Хорошо, - замечает он, - какому-нибудь Рётшеру {Г. Т. Рётшер (1803-1871) - немецкий критик и теоретик искусства.} издать в год брошюрку, много две. А тут напишешь 5 полулистов, да и шлешь в типографию, а прочие дуешь, как бог велит, а тут еще Краевский (редактор журнала. - А. К.) стоит с палкою да погоняет" (12, 19). Так было в январе 1841 г., на втором году работы в "Отечественных записках", а уже в апреле 1842 г. у Белинского невольно вырывается: "Хочется отдохнуть и поменьше иметь работы" (12, 94). Однако ни то, ни другое было нереально. Наоборот, по мере роста популярности и авторитета "Отечественных записок" увеличиваются и претензии редактора, вынуждавшего критика писать "горы", делать работу, "которой достало бы на пятерых" и после которой каждый раз, по признанию Белинского, "болит рука и не держит пера" (12, 129, 134).

Белинский сознает трагичность своего положения: он не может не писать - это его призвание; но писать столько, сколько он пишет, равносильно самоубийству. "Мочи нет, как устал и душою и телом, - жалуется он своей невесте в сентябре 1843 г., - правая рука одеревенела и ломит" (12, 192). А в письмах к друзьям дает волю своему сарказму: "Я - Прометей в карикатуре: "Отечественные записки" - моя скала, Краевский - мой коршун", "который терзает мою грудь, как скоро она немного подживет" (12, 129, 134). Редактор, горько констатирует Белинский, "смотрит на меня не как на душу своего журнала, а как на работящего вола..." (12, 264).

Но не это было самое страшное в его положении, а сознание того, что силы его с каждым днем слабеют, растрачиваясь по пустякам, что приходится писать не о том, к чему призван, а "об азбуках, песенниках, гадательных книжках, поздравительных стихах швейцаров клубов (право!), о книгах о клопах" и т. п. произведениях отечественной "словесности" (12, 415). "Труд без любви, - говорил Белинский еще на заре своей литературно-критической деятельности, - есть каторжная работа..." (1, 198). Как же надо было любить свою работу и верить в будущее русской литературы, чтобы взвалить на себя поистине каторжный труд - откликаться на все, что было "предано тиснению" в российских типографиях его времени... "Моя действительность", писал Белинский еще в 1840 г., "велит мне читать пакостные книжонки досужей бездарности, писать об них, для пользы и удовольствия почтеннейшей, расейской публики, отчеты..." (11, 485). Для души, "для себя, - горестно замечает он, - я ничего не могу делать, ничего не могу прочесть" (12, 134). И затем почти безысходное: "Я, не зная ничего хорошего для себя в настоящем, и в будущем, кроме скверного, ничего не жду" (12, 149). И постоянно гнетущее: "...ведь я по-прежнему не могу печатно сказать все, что я думаю и как я думаю. А черт ли в истине, если ее нельзя популяризировать и обнародовать? - мертвый капитал" (12, 250). Только диву даешься, как в таких условиях ему все же удавалось писать и проводить в печать статьи, которые будоражили Россию, формировали "новое общественное мнение", направляли литературный процесс, поощряя искусство м_у_ж_е_с_т_в_е_н_н_о_е, писателей д_е_л_ь_н_ы_х, создающих произведения, способные "прорезывать на почве литературы и общества глубокие следы" (6, 526). Много лет спустя Л. Н. Толстой запишет в своем дневнике: "Утром читал

Белинского... Статья о Пушкине - чудо. Я только теперь понял Пушкина" {Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 20-ти т. М., 1965, т. 19, с. 187.}.

Одиннадцать статей Белинского под общим названием "Сочинения Александра

Пушкина" (1843 - 1846. Первую из этих статей и имел в виду Л. Н. Толстой) действительно во всех отношениях замечательны. Это был наглядный, впечатляющий пример, даже, можно сказать, образец подлинно научного подхода к восприятию и оценке творчества гениального писателя, подхода, который начинается с выявления исторических корней, национальных истоков выдающегося художественного явления и завершается анализом перспектив развития литературы, открываемых достижениями гения. "...Писать о Пушкине - значит писать о целой русской литературе: ибо как прежние писатели русские объясняют Пушкина, так Пушкин объясняет последовавших за ним писателей" (7, 106), - с такого заявления начинает Белинский свое исследование, утверждая тем самым и качественно новые методологические принципы отечественной литературной критики и историко-литературной науки.

Последовательно, из статьи в статью, он показывает, что "муза Пушкина была вскормлена и воспитана творениями предшествовавших поэтов", что она "приняла их в себя, как свое законное достояние, и возвратила их миру в новом, преображенном виде", что "Пушкину предстоял подвиг - воспитать и развить в русском обществе чувство изящного, способность понимать художество, - и он вполне совершил этот великий подвиг!.." И, наконец, заключает: Пушкин "дал нам поэзию, как искусство, как художество. И потому он навсегда останется великим, образцовым мастером поэзии, учителем искусства. К особенным свойствам его поэзии принадлежит ее способность развивать в людях чувство изящного и чувство гуманности, разумея под этим словом бесконечное уважение к достоинству человека как человека... Придет время, когда он будет в России поэтом классическим, по творениям которого будут образовывать и развивать не только эстетическое, но и нравственное чувство..." (7, 266, 372, 579). Предвидение критика сбылось: такое время действительно пришло, и все мы тому свидетели...

Да, Белинский помог России понять многое и многих. И Пушкина, который совершил творческий подвиг. И Гоголя, чьим пером водила "тоска по идеале" (8, 90), тоска по миру, в котором не будет места пошлости, подлости, продажности, нравственного разврата, душевной пустоты, прекрасно сознававшего, что "бывает время, когда нельзя иначе устремить общество или даже все поколенье к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости..." {Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 7-ми т. М., 1967, т. 6, с. 291.} И

Лермонтова, призванного "выразить собою и удовлетворить своею поэзиею несравненно высшее, по своим требованиям и своему характеру, время" (7, 105), чье творчество показало, что только "железный стих, облитый горечью и злостью", может как-то пронять "толпу", задеть ее за живое, пробудить у людей если и не саму совесть, то хотя бы какое-то душевное движение навстречу ей...

Поняла она и многих других писателей той поры - Загоскина, Лажечникова,

В. Сологуба, Даля, И. Панаева, Вельтмана... - занявших достойное место в отечественной литературе. Не говоря уже о "почтеннейших" сочинителях, "исписавших горы бумаги" и по знакомству предавших их "тиснению", от чьих "творений" критик всячески старался уберечь "доверчивых читателей"...

Благодаря Белинскому России стали широко известны имена Кольцова,

Тургенева, Достоевского, А. Майкова... Благодаря Белинскому разобралась

Россия и в своих тогдашних "кумирах" - А. Марлинском и Бенедиктове, и это развенчание сыграло заметную роль в борьбе критика против ложного понимания художественности и назначения искусства, против вычурности и неестественности в литературе.

Вернуться на предыдущую страницу