А. С. Курилов. Виссарион Белинский - часть 1
 Вернуться на предыдущую страницу
Виссарион Григорьевич Белинский родился 30 мая (11 июня) 1811 года в
Свеаборге в семье судового лекаря Григория Никифоровича Белынского {При
поступлении в университет будущий критик смягчил свою фамилию.} (1784-1835).
Четыре месяца спустя молодая мать - Мария Ивановна (урожд. Иванова,
1788-1834) - вместе с маленьким сыном переезжает в Кронштадт, где и проходит
самое раннее детство будущего великого критика. Отец его в это время
принимает участие в боевых операциях Балтийского гребного флота (шла война с
Наполеоном). По окончании военной кампании, в октябре 1816 г. Григорий
Никифорович подает в отставку и получает назначение на должность уездного
врача в город Чембар (ныне Белинский) Пензенской губернии.
К этому времени семья Белинских состояла уже из пяти человек: у
Виссариона были брат Константин (1812-1863) и сестра Александра (1815-1876).
Затем к ним прибавились Мария (1818 или 1819-1826) и Никанор (1821-1844).
Семья по тем временам не очень-то большая, но и не маленькая, требовавшая на
свое содержание существенных средств. Штаб-лекарского жалованья Григория
Никифоровича по мере роста семьи и увеличения ее расходов хватало все меньше
и меньше, что нередко служило поводом для ссор между супругами. Частная
лечебная практика давала Григорию Никифоровичу мало, к тому же он решительно
не хотел добиваться материального благополучия разного рода вымогательством
или поборами с пациентов. Наоборот, он "смело обличал притворство" знатных
"больных", неохотно принимался за их "лечение". "Но такое равнодушие к
богатым и знатным пациентам не распространялось на бедных и действительно
страждущих: Григорий Никифорович оказывал им не только личные услуги своим
опытом и знаниями, но очень часто снабжал безвозмездно лекарствами и
деньгами для содержания" {В. Г. Белинский в воспоминаниях современников. М.,
1977, с. 31.}. Откуда уж тут взяться материальному достатку, не говоря уже о
лишних деньгах...
Чувство профессиональной гордости и собственного достоинства у отца
Белинского было развито очень высоко. Он никогда не шел на сделку с
совестью, дорожил своею независимостью, ни перед кем не унижался, был чужд
предрассудков "провинциального общества" и, "склонный к остротам и
насмешке... открыто высказывал всем и каждому в глаза свои мнения и о людях,
и о предметах, о которых им и подумать было страшно" {Там же, с. 30.}. Эти
черты характера во многом унаследовал от отца и его старший сын Виссарион.
В Чембаре юный Белинский оканчивает уездное училище и в 1825 году
поступает в Пензенскую гимназию. В эти годы он много читает и, по его
словам, "в огромные кипы тетрадей неутомимо денно и нощно" {Белинский В. Г.
Полн. собр. соч.: В 13-ти т. М., 1953, т. 1, с. 251. (В дальнейшем ссылка на
это издание дается в тексте с указанием тома и страницы.)} списывает
стихотворения Карамзина, Сумарокова, Державина, Дмитриева, Крылова и других
русских поэтов. Проучившись в гимназии три с половиной года, Белинский
оставляет ее и начинает готовиться к поступлению, в Московский университет.
В основном эта подготовка сводится к изучению французского, греческого и
латинского языков, так как русскую литературу к тому времени он уже знал
достаточно хорошо.
В 1829 г. Белинский успешно сдает вступительные экзамены, и его
принимают на словесное отделение Московского университета. Студенческие годы
Белинского - это непрерывная цепь лишений, нужды и полуголодного
существования, выпадавших в то время на долю всех "казеннокоштных"
студентов, одержимых одною - и неосуществимою для выходцев из бедных семей -
мечтою: "..._сорваться_ с казенного кошта, который так сладок, что при одном
воспоминании об оном текут из глаз не водяные, а кровавые слезы!" (11, 44).
Но и в этих суровых условиях студенческой жизни тех лет Белинский дорожит
своею независимостью. "_Для меня_, - пишет он в это время, - _нет ничего
тягостнее, ужаснее, как быть обязанным кому-либо_... нет ничего ужаснее,
убийственнее, как быть кому-нибудь в тягость" (11, 37, 57). Однако
прослушать до конца университетский курс Белинскому так и не удалось. Тому
причиной были и острая нужда, и подорванное "казенным коштом" здоровье, но
больше - романтическая, юношеская вера в свободу творчества...
Белинский рано почувствовал, что его судьба непременно будет связана с
литературой, но какое место уготовано ему на литературном поприще - это еще
долго оставалось для него загадкой.
В гимназии он "писал стихи и, - по собственному признанию, - почитал
себя опасным соперником Жуковского...", однако довольно быстро "увидел, что
не рожден быть стихотворцем, и, не хотя идти наперекор природе" (11, 36),
решил оставить это занятие...
Расставание с мечтою стать поэтом далось будущему критику нелегко. И во
время учебы на словесном отделении Московского университета он неоднократно
порывался "идти наперекор природе", каждый раз убеждаясь в бесплодности
своих "стихотворческих" порывов. С присущей ему с детства откровенностью и
аналитической беспощадностью к самому себе Белинский тогда же поведал об
этом так: "В сердце моем часто происходят движения необыкновенные, душа
часто бывает полна чувствами и впечатлениями сильными, в уме рождаются мысли
высокие, благородные - хочу их выразить стихами - и не могу! Тщетно трудясь,
с досадою бросаю перо. Имею пламенную страстную любовь ко всему изящному,
высокому, имею душу пылкую и, при всем том, не имею таланта выражать свои
чувства и мысли легкими гармоническими стихами" (11, 36).
Тем не менее желание выразить свои чувства и мысли, если и не
"гармоническими стихами", но все же художественно, не покидает
Белинского-студента. Оно тревожит, мучает его, заставляет вновь и вновь
браться за перо в надежде открыть с_в_о_й талант, найти ту область
литературной деятельности, где с наибольшей полнотой выскажется его "любовь
ко всему изящному...". Он все отчетливее сознает, что в его груди "сильно
пылает пламя тех чувств, высоких и благородных, которые бывают уделом
немногих _избранных_..." (11, 49). Только в чем же заключается его
избранничество - этого он пока понять не может.
В поисках своего призвания он обращается и к "смиренной прозе", и к
драме. Именно драматическая повесть "Дмитрий Калинин", завершенная в самом
начале 1831 г., становится первой и, как оказалось, единственной попыткой
Белинского в художественной форме "со всем жаром сердца, пламенеющего
любовию к истине, со всем негодованием души, ненавидящей несправедливость",
выразить свои высокие и благородные чувства. Что он и сделал, представив "в
картине довольно живой и верной... тиранство людей, присвоивших себе
гибельное и несправедливое право мучить себе подобных" (11, 49). Это было
страстное выступление в защиту попранного человеческого достоинства и резкая
критика самих основ самодержавно-крепостнической действительности, стоявшей
на страже данного "права", открывая миру лицо будущего критика и
революционного демократа, борца против несправедливого общественного
устройства России. Своим художническим чутьем молодой "любитель изящного"
угадал и попытался практически осуществить в своей драме то, что десять лет
спустя будет им же, уже известным литературным деятелем, теоретически
осознано как главное отличительное качество искусства его времени -
"суждение, анализ общества; следовательно, критика" (6, 271).
Творческая смелость студента Белинского не проходит даром: цензурный
комитет считает публикацию драмы невозможной {См.: Литературное наследство.
М., 1950, т. 56, с. 370-371.}, университетское начальство признает ее
"безнравственной, - бесчестящей университет" (11, 50), и ее автор после
продолжительной болезни (он находился в больнице с 5 января по 6 мая 1832
г.) под предлогом "слабости здоровья и ограниченности способностей" в
сентябре 1832 г. отчисляется из университета: ему даже не разрешили сдать
экзамен за весь пропущенный по болезни курс. Только вера в свое "тайное
назначение" ("Кто может знать будущее, - писал он в те дни, - кто в
состоянии видеть сквозь этот таинственный покров, столь недоступный для глаз
смертных, которым судьба скрыла от нас будущность" - 11, 88) - и надежда на
свое избранничество позволили Белинскому, оказавшемуся без каких-либо
средств к существованию, стойко и мужественно переносить все невзгоды и
лишения, выпавшие тогда ему на долю. Он рано почувствовал, что "школа
несчастия есть самая лучшая школа" (11, 104). Однако он даже не мог
предположить, что с этой "школой" будет связана вся его дальнейшая жизнь. И
усваивая ее жестокие уроки, "не щадил, - по его собственному признанию, -
себя, употреблял все усилия к достижению своей цели, ничего не упускал,
хватался за каждую соломинку и, претерпевая неудачи, не унывал и не приходил
в отчаяние... терпел все, боролся с обстоятельствами сколько доставало сил,
трудился..." (11, 92).
Восемь месяцев Белинский скрывал от родителей, близких и "всех
чембарских, бывших в Москве", что он "_выключен из университета_" (11, 92).
Только 21 мая 1833 г. он написал обо всем матери, делясь с нею своими
планами на будущее.
К этому времени он пережил трудную осень и зиму, испытывая острую
нужду, перебиваясь случайными заработками, в основном переводами с
французского. Им, в частности, был сделан перевод романа Поль де Кока
"Магдалина" (опубл. в 1833 г.). По весне Белинскому несколько повезло: он
познакомился с профессором Московского университета Н. И. Надеждиным и
получил возможность более или менее регулярно сотрудничать в качестве
переводчика в надеждинских изданиях - журнале "Телескоп" и воскресном
приложении к журналу газете "Молва". Появилась какая-то надежда на
постоянный заработок.
Однако материальное положение Белинского продолжало оставаться тяжелым,
и только гордость удерживала его от жалобных стенаний по этому поводу. "Кто
меня любит, - писал он брату Константину 8 ноября 1833 г., - тот и без писем
поспешит мне помочь, зная мою, можно сказать, кровную отчаянную нужду, и не
доведет меня до необходимости просить; в противном же случае я ничего не
требую и не прошу: я сумею умереть с голода, не плача и не жалуясь ни на
людей, ни на судьбу; скорей переломлюсь, но не погнусь" (11, 106). И вместе
с тем он верит: "Я нигде и никогда не пропаду. Несмотря на все гонения
жестокой судьбы - чистая совесть, уверенность в незаслуженности несчастий,
несколько ума, порядочный запас опытности, а более всего некоторая твердость
в характере не дадут мне погибнуть" (11, 104). Сохраняя свою нравственную
стойкость и независимость, Белинский гордится сознанием того, что хотя он
еще "ничего не сделал хорошего, замечательного", зато не может и "упрекнуть
себя ни в какой низости, ни в какой подлости, ни в каком поступке,
клонящемся ко вреду ближнего" (11, 104).
Какое-то время его согревала надежда стать учителем. Он даже согласен
уехать в далекий от Москвы, тем более от родного Чембара, Белорусский
учебный округ, с попечителем которого ведет с весны 1833 г. соответствующие
переговоры и пишет "по его назначению" специальное "рассуждение". С каким
чувством радостного ожидания перемен Белинский в августе 1834 г. сообщает
брату Константину, что скоро в самой Москве откроется новая гимназия, где
ему обещано "место младшего учителя русского языка. О, - восклицает он, -
если бы это сбылось: царства небесного не надо" (11, 114). Не прочь он
занять и место корректора в университетской типографии, о чем и подает
прошение ректору.
К счастью для русской литературы, ни того, ни другого места Белинский
так и не получил. Однако его мечта о царстве в самом скором времени
осуществилась. И было, оно земное, реальное, осязаемое - величественное
царство у_м_с_т_в_е_н_н_о_г_о м_и_р_а, куда ввела Белинского "самовластная
царица" этого царства - критика. А "пропуском" стали "Литературные
мечтания". И не только пропуском, но и заявкой на право безраздельного
владения этим царством...
Вернуться на предыдущую страницу
|
