В. Г. Белинский.
Мелкие рецензии 1845 года
Вернуться на предыдущую страницу
До 1844 года нумер "Ведомостей", изданный в Петербурге 10-го июня 1711 рода, был самым старейшим из всех, тогда известных. Он находится в императорской Публичной библиотеке в Петербурге. Но в декабре 1844 года автор этой брошюры имел, как он говорит, библиографическое наслаждение отыскать в Москве в Синодальной библиотеке неизвестный до сих мир в библиографии нумер "Петербургских ведомостей", который старее упомянутого выше, а именно от 11-го мая 1711 года. Цель брошюры, заглавие которой мы выписали, есть довести это до сведения публики вообще и библиофилов в особенности. Таким образом, этот найденный в 1844 году нумер от 11-го мая 1711 года есть первый доныне известный нумер "Петербургских ведомостей"; он состоит из трех страниц гражданской печати, в 12-ю долю листа. Как библиографическую редкость, автор брошюры перепечатал его страница в страницу, строка в строку, с точным соблюдением тогдашнего правописания и в таком формате, в каком он был издан 134 года тому назад.
5. Правила стихосложения. Второе издание, исправленное и дополненное. Санкт-Петербург. В тип. А. Сычева. 1845. В 8-ю д. л., 103 стр.2
Сочинитель этой книжки - г. Пенинский, изобретатель в России славянской грамматики! Книжка, если хотите, полезная, хотя и сильно пахнет стариною. Особенною древностию, истинно славянскою, отзываются стихи, приводимые сочинителем в примеры разных родов стихосложения:
Царей и царств земных отрада,
Возлюбленная тишина,
Блаженство сел, градов ограда,
Сколь ты полезна и красна! и пр.3
Уже со тьмою нощи
Простерлась тишина
Выходит из-за рощи
Печальная луна.4
Но лучше всего ямбические одностопные стихи г. Б. Ф(Ѳ)едорова:
Гудит,
Жужжит,
Волчок:
Скок, скок!
Крутясь,
Вертясь,
Шумит,
Стучит:
Щелк, щелк!
И в бок
Летит.
Так здесь
Иной,
Хвалясь
Собой
И в спесь
Пустясь,
Шумит,
Гремит:
Пускай!
Ступай!
А там
И сам
Замолк -
Волчок.
И поэтически и наставительно! Вот как надо писать стихи!5
13. Новый гость. Издание Александра и Карла Реймера. Визит I. Санкт-Петербург. В тип. III отд. собств. е. и. в. канцелярии. 1845. В 16-ю д. л., 184 стр.6
Вот и еще альманах, если уж пошло на альманахи! Но это альманах совсем другого рода, нежели "Вчера и сегодня": это альманах плебей, альманах пятнадцатого класса, книга для утешения передних и прихожих. "Новый гость" щеголяет и стихами и прозою; но в нем всё свое, всё соответствующее одно другому, всё заклеймено печатью ничтожества, пошлости. Имена господ, украсивших своими дивными произведениями этот неслыханный альманах, - эти имена невероятны. Судите сами: издал его г. Александр (он же Карл) Реймер, наделили ее своими статьями гг. Невидимка, Ипполит Голубин, Анатолий Р., Ф. П--в, Адам Семигорский, пан Маревский, А. Борисов. Какими горемыками смотрят статьи всех этих неслыханных имен! Как видно, что они давно потеряли надежду увидеть себя допущенными в какое-нибудь порядочное издание! С горя решились они сойтись в этой книжонке, где всё плохо...
Для образчика сочинительства сотрудников г. Александра (Карла тож) Реймера, взглянем на повесть "Плутни", юмористическое произведение пана Маревского. На Петербургской стороне, у чиновника Чудина играет в преферанс по маленькой несколько закадышных друзей Чудина. Закадышные обходятся между собою дружески, называя друг друга попросту: Авксентий, Вася, Саша, Николаша и т. д.; вместо того, чтоб говорить, они ревут; употребляют слова подсахарила, милашка, порет и тому подобные. Но вот образчик светского разговора:
Были святки. Раз вечером в доме у Чудина по обыкновению играли в карты и на этот раз хохотали без умолку. Зернецкого не было; он сердился на Чудина по весьма уважительным причинам. Игра была в самом разгаре. Отрывистые фразы лопались, как запоздалые ракеты после фейерверка.
-- Хе, хе, хе, право, не могу вспомнить без смеха, как Авксентия-то Сидоровича провели... А моя дама сама-третей убита!
-- Да-с! так-то-с, Трифон Петрович, такие ли штуки делают; да еще оплошали немного, он бы прямо влопался.
-- Да, да... у Ильи-то Кузьмича туз сам-семь козырей.
-- Гм, как же-с, как же-с, Трифон Петрович. Я чай, Авксентий-то Сидорович теперь горячку порет?
- Да еще какую!
-- Семь в червях.
-- О! о! о!
-- Уж я знаю вас! Вы всегда так, ге! ге! ге!
-- А вот как быть! те! те! те!
-- Вист!
В другой повести: "Дежурство демона на Петербургской стороне", один чиновник влюбился на бале в барышню и объяснился с нею в сенях, куда она зачем-то ходила. "С первыми звуками фортопиано (,) я закипел жизнию, кровь бросилась в голову, какой-то жгучий состав разлился по жилам, я не понимал себя - что со мною?.. Зародыш любви!.. Об руку с Сашею (,) полетел я по паркету на Олимп, где Венера раздавала венки своим любимцам". Хорошо! "Ты плутишка, Федя, ты знаешь (,) я влюблен в Сашу до зареза!-- Я домогался от нее "да": наконец мой идеал прошипел желанное слово". "Шептала ей на ухо разные разности, удивительные удивительности". "Вот озадачил; у меня в затылке зачесалось".-- Боже мой! что за слог, что за мысли, что за чувства, что за юмор, что за остроумие, что за тон!..
Мы ни слова не скажем о драме в двух действиях "Осада Углича" г. Невидимки: эта драма просто из рук вон. Но на комедии в одном действии: "Проказы поэта, или вот каково оно", того же сочинителя, выпишем несколько стихов для образчика комически разговорного языка в стихах:
Один Бутылкин мой, единственный приятель,
По всем моим делам заботливый ходатель...
-----
Не допущу вести Лизету под венец
Стоящему давно одной ногой в могиле
Любимцу Бахуса.
-----
Скорее бульдегону!
Никто не хочет внять страдательному стону.
-----
Нет, извините мне...
-----
Ушел седой глупец
Какую выдумал на старости химеру!
Мне целовать его! и стать с ним под венец
Нет, не хочу дышать его я атмосферой,
Хотя бы в девушках остаться от того...
Его супругою я никогда не буду,
Чтоб целовальницей быть вечно для него!
Содержание комедии совершенно соответствует своею нелепостью безобразию стихов, которыми она писана. Рогоносцев хочет выдать свою дочь за приятеля своего, Бутылкина, старого пьяницу; но его жена не согласна на это. В дочь влюблен поэт Неудачин. Раз он влез в окно к Лизе. Бутылкин счел его за вора, но, узнав его, объявляет, что его дядя умер и оставляет ему 100 000. Разумеется, Лиза выходит за Неудачина. Что за вздор!
"Новый гость" украшен картинками; рисунок некоторых из них недурен, но литографированы они чудовищно.
Нет, этому альманаху следовало бы назваться не "Новым гостем", а как-нибудь иначе. Но он непременно хочет пролезть в гости и делает первый визит, грозя вторым. Едва ли кто отворит ему дверь: "Добро пожаловать!" В мешках у букинистов, на ларях Апраксина двора, - вот где придется ему гостить... Туда и дорога!..
Вернуться на предыдущую страницу
|