В. Г. Белинский.
Осада Троице-Сергиевской лавры, или Русские в 1608 году... Александра С***
Вернуться на предыдущую страницу
За бессмысленным заглавием этого "исторического романа XVII века" следует посвящение, из которого узнаём мы, что сочинитель, "преданный сын", которого фамилия - А. С - н, посвящает галиматью о XVII веке своим "достойным родителям", Павлу Петровичу и Матроне Ивановне, которых фамилия - Прот - вы...1 Какая странная разница в фамилиях сына и обоих его родителей! Но не будем останавливаться на этом... За посвящением следует "Воззвание к публике и рецензентам". Как оригинально это слово - воззвание! Совершенно в тоне и вкусе Кутейкина, известного лица в комедии Фонвизина "Недоросль"! В "воззвании" остроумный сочинитель взывает, или гласит, что его роман - не роман, а только отрывки из романа, изданные им "для того, чтоб узнать мнение публики и благонамеренных рецензентов - заслуяшвает ли, по этим главам, весь роман быть напечатанным или должно оставить его в портфеле?" Что касается до нас, то, при всей своей благонамеренности, мы убеждены, во-первых, в том, что целого романа у "преданного сына" нет и не будет, а эти главы сочинены им по случаю насущных потребностей настоящего дня; во-вторых, что и эти главы, для чести русской словесности и русского книгопечатания, должны были бы остаться в портфеле или пойти на кухню для разных домашних потребностей, а не появляться в свет, в котором и без того много разной галиматьи. За "воззванием" следуют три отрывка, которые писаны двумя родами слога - высоким, то есть напыщенным до бессмыслицы, и низким, площадным и тривьяльным. Вот образчики того и другого. No 1-й, слог надутый:
Случалось ли вам после отрадной ночи пить теплоту утреннего августовского солнца, когда роса колеблется по веточкам и блещет различными цветами? И если случалось, то вы согласитесь, что эта теплота упоительно-сладостна... воздух тогда - поэзия и наслаждение. Сияние роскошного дня возбуждает чувство признательности; кровь стремится к сердцу и удвояет жизнь; в то время бывает как-то отрадно легко: тихий восторг оковывает душу. Мы ловим оттенки чувств и возносимся выше вещественного мира..,
И так далее, и все так же хорошо. Или вот еще:
В огромном пространстве мироздания, на этом великолепном дне вселенной, усыпанном алмазными огнями, с которыми любит играть мысль поэта (вероятно, преданного сына?).
No 2-й, слог площадной:
"Слышь ты, и впрямь так! не удастся поганым смердям пощетиться монастырским добром; отгрянем их так, что и своих не узнают! Эк они больно разботвалисъ с коврижным царьком-то своим! Думают, что вот мы-де нагрянем на монахов-то, так трусу и спразднуют, - приходитетко! мы вас встретим, собачьи дети! уж была не была, - смерть, так смерть, - один раз умирать-то! а кажись, как появится под стенами, так вот выскочу, да и давай топором мозжить их безмозглые башки, - хорохорясь проговорил молодой детина лет 26-ти. - Ну, что говорить с вахлаком-то, дедушка Фома!.."
И далее все в таком же вахлацком тоне и вкусе. Да здравствуют вахлацкие романы и вахлацкая литература!
За отрывками из вахлацкого романа XVII века следуют, ни с того, ни с сего, как говорится - ни к селу, ни к городу, - две думы: "Благотворительность" и "Человек". Эти думы писаны особенным слогом, именно - галиматейным. Вот образчик этого нового слога:
Хороша, дивно обольстительно хороша высота поднебесная! как роскошна она! как великолепна она! то светла, как брильянт; то вдруг пасмурна, как чело гения (вероятно, преданного сына?), когда он думает о людях; то лазурна, как эмаль, то в пеленах тумана, как надежда на будущность!
В этих думах глубокомысленный сочинитель рассуждает о неравенстве состояний и о торговле, и притом таким глубокомысленным образом, что из его рассуждений ровно ничего нельзя понять. Видно, догадавшись об этом сам, он "взывает", или "гласит": "Да не скажет кто-нибудь, что это вздорная теория, заносчивое умозрение!" Спешим успокоить г. сочинителя уверением, что заносчивого умозрения никто не найдет в его книжке, потому что в ней нет никакого умозрения; а вздорную теорию, хочет он или не хочет, всякий увидит в наборе слов, который ему угодно было так некстати назвать думою...
Замечателен эпиграф к этому вахлацкому роману XVII века - самый вахлацкий эпиграф; так и видно, что он - произведение сочинителя отрывков из вахлацкого романа:
Земля ходит по земле, облаченная в пурпур и злато;
Земля идет в землю прежде, нежели хочет;
Земля строит на земле замки и башни;
Земля говорит земле: это все наше!..
Очень хорошо! Столько глубокомыслия и поэзии! Вахлаки будут от них в восторге!
Вернуться на предыдущую страницу
|