В. Г. Белинский.
Шапка юродивого, или Трилиственник... Соч. Зотова
 Вернуться на предыдущую страницу
Что это за миленькие три книжечки, так красиво и изящно изданные? Кто это является перед публикою так опрятно и щегольски разодетый?.. Ба! да никак уже это почтеннейший г. Зотов - тот самый, который, в числе десяти литераторов, недавно явился перед публикою в таком изящном виде?..1 Странная метаморфоза! А это точно он... Вот его неподражаемый слог, его пламенное красноречие, его глубокомысленные рассуждения, его смелые и резкие очерки характеров и происшествий... "Шапка юродивого, или Трилиственник" - какое заманчивое, полное таинственности заглавие!.. И однако ж с горестию в душе и сокрушенным сердцем должно сказать, что это название, обещающее тьму чудес, очень досадно обманывает так искусно возбужденное любопытство читателей. "Трилиственник", например, совсем не какая-нибудь волшебная трава, вроде "Иванова цвета": из этого трилиственника даже нельзя сделать порядочной настойки читателям и почитателям неподражаемого таланта знаменитого г. Зотова. Видите ли: жили трое приятелей, связанных такою неразрывною дружбою, что их прозвали "трилиственником", а у приятелей было по сыну, которые опять жили так дружно, что и их прозвали "трилиственником". Теперь сами судите, можно ли что сделать из этого "трилиственника". Теперь, что такое "шапка юродивого"?.. О, это вещь, которую могло изобрести только пламенное и фантастическое воображение г. Зотова! Видите ли, в чем дело: одного из приятелей звали Александром Петровичем, а сына его Гришею. Отец назначал его в духовное звание, но Гриша вымолил, или, лучше сказать, выцеловал у отца позволение пойти в военную службу. Между Смоленском и Петербургом шатался один юродивый, которого звали Гришею и считали вдохновенным и который предрек, что Гриша будет фельдмаршалом, а для большей уверенности в действительности предсказания надел на него свою шапку - и вот вам "шапка юродивого". Сам отец Гриши, подгулявши раз с приятелями, увидел во сне сына своего фельдмаршалом. Этот Гриша - Григорий Александрович Потемкин, "великолепный князь Тавриды"...2 Г-н Зотов изобразил Потемкина такою могучею и широкою кистию, что, вероятно, тень великого вострепетала от радости, а тени других великих от горести, что не им достался завидный удел попасть под чудотворный резец почтеннейшего г. Зотова. Впрочем, из широкого очерка автора "Шапки" мы узнаем о Потемкине только то, что он боялся отца как огня, беспрестанно целовал у него руки и, стоя перед ним навытяжку, на обещание отца высечь его, приговаривал: "Воля ваша", потом пил и кутил и в офицерском обществе отпускал остроты и шуточки, какие только могли прийти в голову г. Зотову. Да и герой романа совсем не Потемкин, хотя "шапка юродивого" и принадлежит ему по всем правам, а какой-то Егорушка Л--ской, очень образованный, весьма чувствительный и отлично великодушный капитан армии и друг детства Потемкина. Этот Егорушка, имея слишком чувствительное сердце, несколько раз влюблялся в россианок, а один раз влюбился насмерть в немку-графиню, с которой, по преодолению многих препятствий, и сочетался "законным браком". Сперва Егорушка сделался известным, в семилетнюю войну, Румянцеву, потом Фридриху Великому, далее Петру III и Екатерине Великой. Разговоры и тонкое, политическое обращение с лицами романа обличают в г. Зотове человека, знающего высший тон, и глубоко понявшего, что такое "галантерейное обращение"3. Особенно мастер г. Зотов изображать высокую платоническую любовь. Когда капитан Егорушка Л--ской стоял с своею ротою в замке графа Каленгейм и расположился "обожать" дочь его, графиню Анну, то имел с нею преудивительные объяснения. Так, например, однажды он завел с нею речь о русской парной бане, и как она изъявила особенное любопытство касательно этого, действительно очень интересного предмета, то он, с свойственною ему ловкостию, и имел честь объяснить ей, как парятся русские мужики и бабы, "хлеща себя березовыми прутьями с листьями". Теперь, благодаря г. Зотова, мы знаем, что с "обожаемою девою", чтоб решительно пленить ее сердце, и особенно воображение, должно говорить о бане, и советуем каждому, при первом случае, испытать действительность этого нового средства к побеждению своей "жестокой барышни и милой воровки своего покоя". Графиня ему сказала: "Вы сегодня в прекрасном расположении духа", а он ей ответил: "Я в первый раз имею счастие быть так близко подле вас - не мудрено одушевиться". Она ему заметила, что от него всегда зависит это счастие, а он ей только намекнул об Икаре, который погиб оттого, что полетел к солнцу, и заключил все это следующим монологом: "Как часто бывает для нас небо на земле! Но это только для избранных счастливцев, а для других... целый ад поселяется в сердце. Не лучше ли же бежать от последнего, когда знаешь и чувствуешь, что не можешь достигнуть до первого". Один раз, похваляясь русскою силою, пехотный капитан Егорушка Л--ской вызвался одною рукою поднять графиню Анну и подставил ладонь... "Анна смешалась и покраснела, а Л--ской понял ее мысль, - замечает автор, - и со всею капитанскою деликатностию сказал ей так: "Можете быть уверены, графиня, что это дело одной минуты - и со всевозможным приличием"". Отец Анны, старый граф, был очень любопытен увидеть такое интересное представление - и Анна согласилась участвовать в нем. Вдруг старый граф захворал, а графиня Анна бросилась на шею капитану Егорушке Л--скому, сказав ему: "Спасите его, и я ваша!" - Галантерейное, черт возьми, обращение!.. Раз входит он в комнату больного графа, который крепко спал, и видит графиню Анну, которая тоже крепко спала. "Бурно взволновалась в юноше кровь; пыл страсти захватил дыхание; но чувство чести одержало верх, - и он с поспешностию вышел"4. Вот что значит истинно "платоническая" страсть...
Мы все сказали о новом романе г. Зотова: читатели теперь могут иметь о нем самое удовлетворительное понятие, даже и не читавши его; это тем выгоднее для них, что г. Зотов имеет удивительную способность писать слишком плодовито и широко: прочтя одну часть его романа, вы думаете, что прочли целых пять романов. Особенно плодовиты его отступления, в которых он философствует; но их непременно надо прочесть вам самим, потому что ничего подобного в нашей литературе нет и не было. В этих философских отступлениях и медитациях г. Зотов является опасным соперником Гегелю, и если германский философ возьмет над ним верх строгостию метода и дисциплиною системы, зато г. Зотов непременно победит его глубиною идеи и орлиною смелостью взгляда...
На обороте романа напечатано: "Цена за три части двенадцать рублей", а что стоит одна часть или две части, к сожалению, не сказано.
Вернуться на предыдущую страницу
|
