В. Г. Белинский.
Хмельницкие, или присоединение Малороссии
 Вернуться на предыдущую страницу
Автор сего, будто бы "исторического романа XVII века", описывая, в третьей и последней части оного, обручение одного из своих героев, Тимофея Хмельницкого, сына знаменитого Зиновия, прозванного Богданом, с молдавскою княжною, прекрасною Розандою, говорит тако: "Приятно бы было оканчивать романы подобным благополучием (?!), где (??) порок наказывается, а добродетель торжествует, где (??) слава и геройство доставляют блаженство и в этой скучной жизни; но человек предполагает, а бог располагает". Не правда ли, что подобные понятия и чувствования делают большую честь сердцу автора? Подумаешь, что читаешь тираду из "Дамского журнала"; 1 но всемогущее время, в быстром полете, коснулось своим крылом и г. Голоты, и потому он продолжает тако: "Следуя истории, я с прискорбием должен придержаться истины и тем огорчить, может быть, хотя одно чувствительное сердце". Повторяю: все это так прекрасно и вместе так обыкновенно, что эти слова, как и весь роман, можно б совсем оставить без внимания; но следующие за ними строки удивляют своею наивностию и невольно останавливают на себе внимание рецензента: "Может быть, многие воскликнут: "Помилуйте, г. Голота, вы дарите (?!) нас уже третьим романом подобного почти окончания!" Что это такое? Дерзкое самохвальство со стороны автора или его смешное заблуждение насчет своего дарования и своей литературной значительности?.. В том и другом случае я, нижеподписавшийся, долгом почитаю предложить ему, со всею вежливостию, два следующих вопроса:
Милостивый государь, г. Голота, к чему такие странные претензии! Поверьте, что они смешны и забавны даже и у таких писателей, которые далеко ушли от вас. Потом, с чего вы вздумали сделать несбыточное предположение, чтобы кто-нибудь из читателей мог дочитаться, без крайней необходимости, до третьей части вашего романа, и обратить к вам, г-ну Голоте, такое патетическое воззвание? Ибо - Ваш роман - не роман, а дурной фарс, который гораздо ниже бездарных изделий многих наших романистов.
Все ваши исторические лица искажены и изуродованы; вместо того великого Зиновия Хмельницкого, о котором народная дума говорит:
Тилько бог святый знае,
Що Хмельницкий думае, гадае!2
вы представили в своем романе какого-то дюкре-дюменилевского героя, вроде знаменитого Эраста Чертополохова, который действует, как сумасшедший, и объясняется надутым, риторическим языком персонажей "Российского феатра" 3. Это произошло оттого, что у вас не было ни идей, ни идеалов, а какие-то мертвые куклы, в которых ваша фантазия не умела вдохнуть душу живу, которых вы видели неясно, как будто бы в смутном сне. У вас Малороссию угнетают не поляки, а какой-то сумасшедший лях, Чаплицкий, лицо, весьма похожее на злодеев классической трагедии.
В вашем романе нет и тени Малороссии, ни в действии, ни в языке, исключая разве нескольких малороссийских поговорок, которые вы, ни к селу ни к городу, рассадили в разных местах.
Наконец, ваш роман написан дурным русским языком, от первой страницы до последней. Для доказательства беру на выдержку следующее место: "Друг мой, что ты сказал? доверши мое благополучие. Могу ли обольщать себя чарующею надеждою быть любимым от твоей сестры?" Это говорит Нечай!!!...
Спрашиваю вас, г. автор, не странны ли после этого всо ваши авторские претензии?
В заключение скажу, что из множества эпиграфов, которыми усеян ваш роман, удачнее других подобран следующий:
А нам дукаты и дукаты!..
Он как-то лучше идет к роману...
Вернуться на предыдущую страницу
|
