В. Г. Белинский.
Цветы музы. Сочинение Александра Градцева
 Вернуться на предыдущую страницу
Несмотря на неблагоприятное время для поэзии, несмотря на то, что
теперь почти совсем не читают стихов, - новые поэты не перестают являться,
нежданные, непрошеные, а новые стихотворения так и плодятся, словно грибы
после дождя. Давно ли вышли стихотворения г. Бочарова; {1} давно ли
восхищались мы поэмою г. Молчанова "Повесть Ангелина" {2} - и вот являются
"Цветы музы" г. Градцева... Но это еще не все: сколько надежд впереди,
сладостных надежд! _Сын природы_, Федот Кузмичев, приготовил "Поэму в 14
песнях" и - почему же не надеяться! - может быть, скоро потянутся, одно за
другим, собрания стихотворений поэтов "Библиотеки для чтения" и покойной
"Галатеи" - гг. Кропоткина, Щеткина, Степанова, Зотова, Чужбинского,
Третьякова, Чернецкого, Скачкова, Соколова, Волкова, г-ж Шаховой, Падерной и
иных... Прекрасные стихотворения гг. Сушкова, Бахтурина, Быстроглазова давно
уже изданы и, сделав свое дело, то есть доставив публике большое
удовольствие, покоятся в кладовых - сих Елисейских полях умерших стихов и
прозы... Но обратимся к "Цветам музы" г. Градцева. Надо признаться, что эти
цветы не совсем красивы и ароматны; но в этом виновата не муза г. Градцева,
а типография г. Иогансона, на бесплодной почве которой возросли они...
Проницательные читатели поймут, что мы говорим о внешнем безобразии "Цветов"
г. Градцева; что же до внутреннего - о нем сейчас будет речь.
Снарядили корабль - громадный; он недвижим стоит у морской бездны, и по
влажной и бурной степи летит взором, как сокол, - а сам думает: "О, гремучие
волны! недолго мне стоять; спущусь я тяжелою пятою _к вам_ на хладную грудь,
как гений раздора..."
Мне небо отвагу и силу дало
Носиться над бурною глубью;
Разрежу я ваше седое чело
Своею широкою грудью!
Теперь, читатели, мы вам самим предоставляем приятный и полезный труд
отыскать единство образности в смелых и "цветистых" тропах музы г. Градцева:
сперва корабль грозит волнам спуститься тяжелою пятою на их (или, как
выражается муза г. Градцева, к ним) хладную грудь; а потом хочет своею
широкою грудью резать их седое чело; из этого сбивчивого обстоятельства
очень естественно вытекает вопрос о фигуре корабля, то есть о том, где у
него грудь и где ноги, или "пята"; и потом о фигуре волн, то есть где у них
"седое чело" и где "хладная грудь"... Не сознавая себя в силах решить такой
мудреный вопрос, будем продолжать историю корабля и волн. Погрозивши волнам,
наш корабль, "одетый величьем и с _пламем_ в очах", торжественно погрузился
в воды _ме(ѣ)_дной пятой, "_всклубляя_ свой флаг распущенный"; волны
осердились -и давай бросаться ему на грудь; но "бегун морей" не струсил - он
начал работать и грудью и пятою: грудью он дерется, а пятой "смял волны".
Волны, видя, что плохо дело, что дракой ничего не возьмешь, очень хитро
придумали испугать "бегуна морей" дикими, напыщенными стихами: "Ты-де, -
говорят они, - _быстрой и упорной встречей разрушал наше восстание_ (чудная
мысль, смелый оборот!) _и исторгал из нас рыданья_; но не гордись своею
стальною грудью - ты р_у_к_о_т_в_о_р_н_о_с_т_ь человека, ты духом тленья
отягчен; а мы (то есть волны) созданы от века, _к нам недоступен смертный
сон_; беги же вон из моря". Но корабль себе на уме: его не надуешь плохими и
бессмысленными стихами - ведь он и сам мастер кропать их. "Врете вы", -
крикнул он на них -
_И быстро сорвал свой якорь чугунный_,
Торжественной думой взлетев к небесам,
Наперсник стихии надменной и бурной
Стрелою помчался по черным волнам.
Вот так уж корабль - подлинно, что удивительный: сам _срывает_ якорь, а
не снимается с якоря, _думой_ прямо в небеса, а _стрелою_ - по черным
волнам... Но и это еще не все: сперва вы видели его врагом "надменной и
бурной стихии", а теперь он вдруг является ее "наперсником" - видно,
насильно влез в дружбу...
Все рассказанное нами составляет содержание первого цветка музы г.
Градцева. Что же в этом "содержании"? - спросите вы: - что за мысль, что за
смысл? Не знаем наверное, но думаем, что это этюд. Вы, читатель, конечно,
учились в детстве нелепой науке, называемой "реторикою"; вас, конечно,
заставляли "сочинять" на заданные темы; следовательно, вы знаете, как
пишутся такие сочинения. Если же не знаете, мы вам скажем. Вот, например,
дана тема - "корабль": что ж тут писать? - Как что? если в классическом
роде, то благосклонные небеса, попутные ветры, морские божества, милая жена
и прекрасные дети, ожидающие в мирной хижине дорогого их сердцу пловца;
потом буря, кораблекрушение, гибель, а затем нравоучение: как-де ненадежны
все надежды человеческие, и в виду, дескать, берега погибает пловец, тщетно
простирая объятия к "верной подруге и бесценным залогам нежного союза", а
наконец - вывод: следовательно, коли уж ездить, так сухим путем, а не морем;
лучше же всего не ездить, а сидеть дома, не гоняясь за богатством и славою,
- да, впрочем, вы уж читали басню "Два голубя"... {3} Если же угодно в
романтическом роде: назовите корабль "бегуном моря", "человеческою мыслью,
одетою в дерево, железо и смоленую пеньку, окриленную парусами"; море
сравните с душою злодея и потом заставьте его ругаться с кораблем, потом
драться, и кого-нибудь из них сделайте победителем; но бойтесь вывести
какое-нибудь заключение: романтизм требует таинственности, неопределенности;
в нем все дело в ничем или в чем-то... Славная наука реторика, особенно та
глава в ней, которая трактует об "изобретении" и "общих местах"!.. Чтоб
убедиться в этом, стоит только посмотреть, какое прекрасное стихотворение
помогла она написать г. Градцеву. Дело идет о "холме" - простом,
обыкновенном холме; ну, что бы, кажется, можно сказать о холме, кроме того,
что он - холм; но гений и реторика найдутся наговорить всего о ничем. Был -
изволите видеть - в степях за Волгою холм, на котором "орел обитель
основал"; на холме было тихо, как во всякой "обители", и _безмолвие
оживлялось_ только криком орлов... Вот муза г. Градцева и начинает
допрашивать холм: где-де была _обитель_ твоей младенческой поры и кто тебя
сюда занес? - Холм ни слова, как будто (такой гордец!) и знаться не хочет с
музою г. Градцева; а между тем -
Сбежались тучи; заклубился
Мятежный вих_е(о)_рь; застонал
На Волге грозно пенный вал;
И гул гремучий покатился
С холма раскатом громовым,
И мне казалось, озарился
Недвижный (_гул_?) пламенем живым.
Но нет... гул шумный, не ответы, -
Не речь холма на говор мой;
Затихла степь: в туман одетый
Молчит холм черный и немой.
Этими стихами заключается пьеса: поняли ль вы их?..
Очень интересна также пьеса "К смерти". Муза г. Градцева такими словами
не велит идти смерти в счастливое семейство:
Где жизнь так дивно расцвела,
Туда, где жизнь еще мила,
_Не изливай свое злодейство_,
Тяжелых не бросай цепей.
_К чему разрушишѣ(ъ) благо дней!_
Муза г. Градцева произращает не одни цветы, но и целые деревья: на
первый случай она потчует только суком с большого дерева - "одною сценою из
жизни Владимира (,) князя новгородского", которая сцена, как гласит выноска,
есть "Отрывок" из драматических сцен: "Владимир и Рогн_ед_а с 980 по 986
год". Первый опыт в Д(д)раме! - наивно замечает автор... По суку видно, что
"Рогн_ед_а с 980 по 986 год" есть дерево большое, но водяное - нечто вроде
ветлы...
Все замашки музы г. Градцева обличают в нем поэта романтического, из
школы г. Бенедиктова {4}. Да, г. Градцев романтик, а следовательно, и
несчастный человек, потому что все романтики несчастные люди. Читайте - и
страдайте:
Одинок я в этой жизни,
Чуждо все душе моей,
Нет мне друга, нет отчизны,
Нет мне ласки от людей.
Тяжко, други! под луною
Бесприютный я брожу,
И не с радостью, с тоскою
Я на божий мир гляжу.
Одичал я в жизни бурной,
И увял, как в осень цвет.
О друзья! под мрачной урной
Горько лечь во цвете лет {5}.
Вернуться на предыдущую страницу
|
