В. Г. Белинский.
Ластовка. ...Собрал Е. Гребенка... Сватанье. Малороссийская опера в трех действиях. Сочинение Основьяненка
 Вернуться на предыдущую страницу
Несмотря на разность этих двух книжек, из которых одна - альманах, а
другая - водевиль, несправедливо названный оперою, - мы соединяем их в одну
статью, находя между ими то общее, о котором особенно хочется нам
поговорить: обе они писаны на малороссийском наречии. Предстоит важный
вопрос: есть ли на свете малороссийский язык, или это только областное
наречие? Из решения этого вопроса вытекает другой: может ли существовать
малороссийская литература и должны ли наши литераторы из малороссиян писать
по-малороссийски?
Что до первого вопроса, на него можно отвечать и _да_ и _нет_.
Малороссийский язык действительно существовал во времена самобытности
Малороссии и существует теперь - в памятниках народной поэзии тех славных
времен. Но это еще не значит, чтоб у малороссиян была литература: народная
поэзия еще не составляет литературы. Тем не менее памятники народной поэзии
драгоценны, и сохранение их похвально. Малороссия - страна поэтическая и
оригинальная в высшей степени. Малороссияне одарены неподражаемым юмором; в
жизни их простого народа так много человеческого, благородного. Тут имеют
место все чувства, которыми высока натура человеческая. Любовь составляет
основную стихию жизни. Прибавьте к этому азиатское рыцарство, известное под
именем удалого казачества; вспомните тревожную жизнь Малороссии, ее борьбу с
католическою Польшею, и басурманским Крымом и Турциею, - и вы согласитесь,
что трудно найти более обильного источника поэзии, как малороссийская жизнь.
Но не должно забывать, что Малороссия начала выходить из своего
непосредственного состояния вместе с Великороссиею, со времен Петра
Великого; что до тех пор какой-нибудь вельможный гетман отличался от
простого казака не идеями, не образованием, но только старостию, опытностию,
а иногда только богатым платьем, большими хоромами и обильною трапезою. Язык
был общий, потому что идеи последнего казака были в уровень с идеями пышного
гетмана. Но с Петра Великого началось разделение сословий. Дворянство, по
ходу исторической необходимости, приняло русский язык и русско-европейские
обычаи в образе жизни. Язык самого народа начал портиться, - и теперь чистый
малороссийский язык находится преимущественно в одних книгах. Следовательно,
мы имеем полное право сказать, что теперь уже нет малороссийского языка, а
есть областное малороссийское наречие, как есть белорусское, сибирское и
другие, подобные им областные наречия {1}.
Теперь очень легко решается и второй вопрос: должно ли и можно ли
писать по-малороссийски? Обыкновенно пишут для публики, а под "публикою"
разумеется класс общества, для которого чтение есть род постоянного занятия,
есть некоторого рода необходимость. Поэтому в состав публики может войти и
гостинодворский сиделец, даже с бородкою, и - если хотите - деревенский
мужичок; но все-таки это будет исключением: собственно публика состоит из
высших, образованнейших слоев общества. Поэзия есть идеализирование
действительной жизни: чью же жизнь будут идеализировать наши малороссийские
поэты? - Высшего общества Малороссии? Но жизнь этого общества переросла
малороссийский язык, оставшийся в устах одного простого народа, - и это
общество выражает свои чувства и понятия не на малороссийском, а на русском
и даже французском языках. И какая разница, в этом случае, между
малороссийским наречием и русским языком! Русский романист может вывести в
своем романе людей всех сословий и каждого заставит говорить своим языком:
образованного человека языком образованных людей, купца по-купечески,
солдата по-солдатски, мужика по-мужицки. А малороссийское наречие одно и то
же для всех сословий - крестьянское. Поэтому наши малороссийские литераторы
и поэты пишут повести всегда из простого быта и знакомят нас только с
_Марусями, Одарками, Прокипали, Кандзюбами, Стецьками_ и тому подобными
особами. Где жизнь, там и поэзия: следовательно, и в простом быту есть
поэзия? Правда; но для этой поэзии нужны слишком огромные таланты. Мужицкая
жизнь сама по себе мало интересна для образованного человека: следственно,
нужно много таланта, чтоб идеализировать ее до поэзии. Это дело
какого-нибудь Гоголя, который в малороссийском быте умел найти общее и
человеческое, в простом быту умел подстеречь и уловить играние солнечного
луча поэзии; в ограниченном кругу умел подсмотреть разнообразие страстей,
положений, характеров. Но это потому, что для творческого таланта Гоголя
существуют не одни нарубки и дывчата, не одни Афанасии Ивановичи с
Пульхериями Ивановнами, но и Тарас Бульба с своими могучими сынами; не одни
малороссы, но и русские, и не одни русские, но человек и человечество. Гений
есть полный властелин жизни и берет с нее полную дань, когда бы и где бы ни
захотел. Какая глубокая мысль н этом факте, что Гоголь, страстно любя
Малороссию, все-таки стал писать по-русски, а не по-малороссийски!
Но Гоголь не всем может быть примером. Тем не менее жалко видеть, когда
и маленькое дарование попусту тратит свои силы, пиша по-малороссийски - для
малороссийских крестьян. В самом деле, содержание таких повестей всегда
однообразно, всегда одно и то же, а главный интерес их - мужицкая наивность
и наивная прелесть мужицкого разговора. Все это несколько прискучило. У
кого, например, станет терпения прочесть целую книжку, составленную из
прозаических статей, писанных _таким_ языком, с _такою_ манерою и _таким_
тоном:
Нем_а_ на свити нич_о_го луччого и богу мылишого, як сердце матери до
своих диточок! - Скилки б их у неи не було, чы дисятком бог благословыв, чы
тилки одним-одно; для ней ривни; ж_о_дного любыть, усих ривно пестуе, за
усяким ривно вбывается. Девять здоровеньки край ней, потишают iи, a одно
морщытця, кысне, не дуже; вже вона за ним вбываетця, тужыть, вже к боитця,
що б ще дужче не занедужало, або щоб - нехаи бог бор_о_ныть! - що б ще и не
вмерло! - Вона их обмыв_а_, обпатрюе, обшыв_а_, зодяг_а_ - и ник_о_лы ж то
не вт_о_мытця, ник_о_лы не поскуча з иымы и усяка робота на диточок iй не
важка! и пр. {2}.
Или вот еще:
Уже я так думаю, що нема й на свити кращого мисця, як Полтавська
губернiя. Господы боже мiй мылостывый, що за губершя! И стены, и лисы, и
сады, и байракы, и щукы, и караси, и вышни, и черешни, и усяки нанытки, и
волы, и добри кони, и добри люде, усе е, усего - багацько! и пр. {3}.
Хороша литература, которая только и дышит, что простоватостию
крестьянского языка и дубоватостию крестьянского ума!
Но вот что интересно: в "Ластовке" есть повесть или что-то вроде
повести, под которою стоит имя г. Основьяненка и над которою есть посвящение
такого содержания: "Любiй моiй жинци Анни Григорiевни Квитка" {4}. Из этого
видно, что г. Основьяненко и г. Квитка - одно и то же лицо, ибо _жинка_, или
_жинца_, по-малороссийски значит _жена_. Итак, все эти повести и романы,
которые печатались под именем Основьяненка, принадлежат _г-ну Квитке_,
принявшему только в виде псевдонима имя Основьяненка?..
Что касается до "Сватанья" г. Основьяненка, или г. Квитки, - это
водевиль из крестьянского быта, водевиль, впрочем, довольно растянутый, но
местами не без занимательности.
Вернуться на предыдущую страницу
|
