Вернуться на предыдущую страницу
Репертуар русского и пантеон всех европейских театров на 1842 год.
No 1, 2, 3, 4
Соединение двух названий на заглавном листке одного издания не новость на Руси: так "Сын отечества" и "Северный архив" долго играли, во взаимных объятиях, роль двуутробки1; обнявшиеся "Репертуар" и "Пантеон" - вторая, если не ошибаемся, двойчатка в русской литературе: она представляет собою самый разительный пример изменчивости судеб всего подлунного и умилительное зрелище примирившихся врагов, которые, в порыве новой дружбы, сменившей старую вражду, так и хотят задушить друг друга в тесных объятиях...2. Но сущность дела заключается в самом деле, а не в его названии. Так иная книга смело называет себя, например, историею русского народа, а в самом-то деле есть перефразировка истории Карамзина, сдобренная высшими взглядами, высокопарными философскими выходками, некстати приводимыми и плохо понятыми идеями Гизо, Тьерри, Нибура3; так иное сочинение смело называет себя "драматическим представлением", тогда как в самом-то деле оно есть оскорбительная пародия на великое создание величайшего гения, нелепость, оскорбляющая и эстетический вкус и здравый смысл...4. Так и "Репертуар", соединившись с "Пантеоном", изменился и расширился только в заглавном своем листке, сжавшись, однако, в числе листов: все же прочее осталось в нем по-прежнему, разве с тою разницею, что стало еще хуже, чем было прежде. Эта разница неоспоримо доказывается содержанием первых четырех книжек журнала-двойчатки. Вот что говорит редакция на 39 стр. первой книжки: "В прошедшие три хода, удерживаясь в сих пределах, Репертуар нередко затруднялся при печатании пиес, принужденный иногда выбирать не из хорошего лучшее, а из ДУРНОГО ПОСРЕДСТВЕННОЕ". Итак, "Репертуар" наконец сам с наивною откровенностию сознался, что целые три года выбирал он из дурного посредственное и, следовательно, набивался одною посредственностию!.. К этому прибавлять нечего: собственное сознание паче всякого свидетельства... Можно разве заметить, что слово "посредственный" употреблено редакциею из деликатности к собственному самолюбию и заменяет слова "вздор" и "пустяки"... "Но, - продолжает откровенная в прошедшем и осторожная в настоящем редакция, - ныне это неудобство устранено: соединившись с Пантеоном, Репертуар раздвигает пределы свои и, не ограничиваясь пиесами игранными, будет давать читателям своим такие оригинальные и переводные пиесы, которые хотя бы не были, но могут быть играны на русской сцене". Мы сами думаем, что "Репертуар" будет давать такие пьесы: ибо он уже перевел с французского на скорую руку новую пьесу Скриба "Цепь"; но, кроме ее, он печатает все игранные на сцене чудища театрального мира: "Отец и дочь" - пошлость первой величины; "Елена Глинская" - скучная и длинная пародия на Шекспирова "Макбета"; "Приключение на искусственных водах" - комедия-водевиль, переделанный с французского г. П. Каратыгиным, конечно, в тысячу раз лучше "Отца и дочери" и "Елены Глинской"5, но эта безделка хороша на сцене, особенно если хорошо играется, а не в печати. Вот драматические сокровища, напечатанные в четырех первых книжках "Репертуара" и "Пантеона": было из чего и соединяться, как будто бы для подобных пустяков нужны соединенные силы!..
Из статей не драматических самые замечательные в этих четырех книжках "Репертуара" "Отрывки из философических записок суфлера, Фоки Савельича Петушкова" Ф. Булгарина и "Обзор русской драматической словесности" князя А. А. Шаховского. Известно всем, что г. Булгарин особенно силен в статьях юмористических. Вот образчики дивного остроумия его, украсившие собою первую книжку "Репертуара" на нынешний год:
Однажды (слова суфлера), за столом, на именинах жены его (подрядчика), попросил он прочесть монолог из "Андромахи" графа Хвостова. Передо мною стояло преогромное блюдо с воздушными пирожными, называемыми безе! Я как рванул, со всего размаха, первый монолог, так все пирожки разлетелись с блюда, как пчелы из улья, и улеглись на прическах купеческих жен и дочек, убранных руками парикмахеров из-под вывески: "Здесь бреют и кровь отворяют". Пошла кутерьма! У одной дамы пирожок оттянул локон и, прилепившись к лицу, снял слой свинцовых белил и сурьмы, у другой сел на чепце, как ворона на гнездо; у третьей залепил глаз, которым она умильно посматривала на путейского офицера, и т. п.
Не правда ли: как все это остро и мило, без натяжки, без преувеличения, без дурного тона?.. Мы уверены, что почитатели "Репертуара" животики надорвали, хохоча до слез и крича: "Ай, уморушка! ну, господин Булгарин! распотешил душеньку!"
Место мое самое не видное в театре.
Острота!..
Будучи, так сказать, попираем ногами актеров, я всегда в голове у них.
Каламбур!
Кузнец праздновал крестины и мех в тот день не надувал, а ночью надули кузнеца и украли у него мех...
Я, чтоб отделаться от него, приказал ему придти к себе за мехом, дав адрес не свой, а известного актера-надувалы, который у авторов перед бенефисом лапки сосет, а после бенефиса честь их грызет...
Бенефицианты жестоко надувают почтеннейшую публику, а она хотя и надувается, но все-таки платит деньги...
Но лучшая острота во всей статье - это "излечение от гнева декоктом дубинорум"!!!...
"Обзор русской драматической словесности" есть какой-то запоздалый голос, нескладно вопиющий о гении Сумарокова, с важностию разбирающий красоты его трагедий. Статья начинается так:
Предки наши, славяне, занимавшие пространство от Балтийского до Черного морей и в соединении с норманнскими воинами составлявшие одно обширное государство, и проч.
Скажите на милость: какое отношение имеют славяне и норманны, Балтийское и Черное море к русскому театру, начавшемуся в губернском городе Ярославле в половине XVIII века?.. Мнения, изложенные в этой статье, так верны, что даже редакция "Репертуара" принуждена была на каждой странице делать оговорки в выносках: "Это мнение почтенного автора сей статьи, а не редакции Репертуара"... Так зачем же было помещать все это?.. Верно, затем, что ваше издание есть корзина, в которую каждый может бросать все, что ему вздумается?..
О критике "Репертуара" много говорить нечего, кроме того, что здесь набивают руку и вострят свое перо и способности дети, которым страх как хочется поскорее иметь усы и быть литераторами: это заметно и по взглядам, и по понятиям, и по слогу, и по детскому неумению выражаться грамотно и складно...
В "Смеси" помещаются разные остроумные куплеты из таких водевилей, которые даже "Репертуару" совестно было принять на свои страницы. Вот для образчика:
Я одурел, я ошалел
И от вина, и от испуга;
С начала до конца ревел,
Как бык иль во сто пуд белуга.
Ну, словом, всех я удивил
И пьесу дьявольски украсил:
Луизе ногу отдавил
И президенту нос расквасил6.
Скажите, бога ради, для кого печатаются все эти плоскости и пошлости? Неужели у "Репертуара" может быть своя публика?..