В. Г. Белинский.Жизнь Вильяма Шекспира, английского поэта и актера

Вернуться на предыдущую страницу

Жизнь Вильяма Шекспира, английского поэта и актера;

с мыслями и суждениями об этом великом человеке русских и иностранных писателей: Н. А. Полевого, П. А. Плетнева, Л. А. Якубовича, Гете, Шлегеля, Гизо, Вильмена, с портретом Шекспира.

С эпиграфом:

"Шекспир огромен, как мир;

разнообразен, как природа!.."

РЕПЕРТУАР РУССКОГО ТЕАТРА,

издаваемый И. Песоцким. Пятая книжка. Месяц май. 1840

Слава богу!.. наконец-то!.. Только что мы начали было приходить в отчаяние, что июньские книги все так серьезны, что нам нечем и позабавить ревностных почитателей библиографического мусора, как вдруг - о радость! - вдруг являются "Жизнь Вильяма Шекспира", с приложением мнений о сем великом человеке гг. Якубовича, Славина и Гете, и пятая книжка "Репертуара", с приложением к оной мнения г. Греча о драматической поэзии. Милости просим, дорогие гости!..

Нечего много распространяться о "Жизни Вильяма Шекспира": заглавие этой книжицы, выписанное нами с совершенною точностию, дает о ней самое верное понятие. Это явно произведение молодого человека с растревоженными чувствами. Мнения Гете, Шлегеля, Гизо и Вильмена о Шекспире выбраны из русских журналов и не представляют ни одной яркой и светлой мысли, даже ни одного положительного мнения, потому что перепутаны, искажены, без порядка изложены. Из русских писателей особенно поразительны мнения г. Полевого (которого автор книжки называет "родным, русским поэтом, Н. А. Полевым", на стр. 11 "Вместо предисловия", и потом "красою России, философом и литератором русским, Николаем Алексеевичем Полевым", стр. 18). Мнения эти почерпнуты из письма (к кому-то) г. Полевого о "Сне в летнюю ночь"; письмо это было помещено в "Телеграфе" и отличается тем, что, прочтя его, не составишь себе никакого понятия о Шекспире, не запомнишь ни одной мысли и никак не будешь в состоянии пересказать другому, что и о чем читал. Что делать! такова судьба всех мнений, особенно ни на чем не основанных. После мнений г. Полевого особенно хороши мнения другого великого поэта-философа, другой красы и славы русской поэзии, именно г. Якубовича. Всего лучше в них то, что хотя они высказаны и плохими стихами, но кратко, выразительно и убедительно. Но лучше обоих их мнения самого автора, подписавшегося под предисловием А. Славин. Кто бы такой был этот таинственный г. Славин? Что за новое "инкогнито" появляется в нашей литературе, и без того так богатой разными "инкогнитами", известными и неизвестными? Нет, милостивые государи, г. Славин совсем не "инкогнито", хоть он и вовсе вам неизвестен. Он давно уже с особенным успехом подвизается на литературном поприще. Прежде он был известен под именем г. Протопопова, или, по "Библиотеке для чтения", под именем г. П-р-т-рр-ппрр-ррр-ва, - и тогда он издал "Незаконнорожденного", довольно плохой роман, будто бы переведенный им с польского; потом перепечатал, с некоторыми изменениями, состоявшими в искажении языка и смысла, "Сто дней" - драматический очерк жизни Наполеона, соч. Дюма, перевод А. Шишкова, и приложил к нему предисловие, в котором, со всею гениальною откровенностию, объявил публике, что он, г. Протопопов, "знатный сочинитель" и что только один он изобразил Наполеона как следует, то есть по-шекспировски. Журналы громко уличали г. Протопопова в присвоении чужой собственности, но г. Протопопов отвечал им презрительным молчанием и, вероятно, чтобы отвязаться от них, назвался г. Славиным - имя, как изволите видеть, знаменующее славу, - и на сцене Большого Московского театра начал забавлять публику в ролях Гамлета, Карла Моора и других. Потом он издал "Исторические, философические и литературные афоризмы", между которыми из одних можно узнать, что Кир был персидский царь, что 2+2 = 4 и тому подобные истины, а из других ровно ничего нельзя узнать - так глубоки и таинственны они... Наконец, г. Славин, ci-devant {бывший (франц.).} г. Протопопов, является с "Жизнию Шекспира". Он посвящает ее г. Мочалову, посвящение его написано стихами и прозою, стихи особенно хороши:

Завидую тебе, поэт!

Родился ты - века бессмертие пропели хором

Тебе!.. И что ж? Поэт

С людьми живет,

Упитанный хвалами их - позором!..

"Кому приличнее посвятить биографию Шекспира, как не тебе, мой превосходный Гамлет! - Ты, дивный лицедей!" - восклицает г-н Славин и этим восклицанием разом удружает и великому драматургу и его достойному актеру. Г-н Славин умеет похвалить!.. Затем следует предисловие, столько же удивительное, как и вся книжка, а за оным следует сама биография Шекспира, с указаниями на какого-то Шасля (должно быть, Филарета Шаля), с выписками стихов и прозы на всевозможных языках, с высшими взглядами и пр. Послушайте и подивитесь:

Поэт в душе, человек, в котором от начала рождения (от начала рождения - как это фигурно!) закован был Везувий страстей (в человеке закован Везувий страстей - как это живописно!); вековы(о)й представитель прекрасного и наслаждений (отлично хорошо!); проявление целой высокой мысли, брошенной на землю на удивление векам (еще лучше!); мир всеобъемлемости (недостает смысла - зато какая смелость, какая энергия в выражении!) - Шекспир не мог не любить, и пр. (стр. 3).

Вследствие всего реченного, чувство любви увлекло Шекспира, утопило в океане пылкого воображения, сердце его утонуло в объятиях страстей и глубоких чувств, когда в груди его разгорелось предчувствие высшего назначения и пробудилось отвращение к ремеслу, на которое он смотрел, как на презрение, как на степень уничтожения его могущественного бытия; тоска и негодование на жизнь и действия бросили его в болото, называемое предосудительностию, и прочая, - все в таком же духе и таком же тоне. Это называется "Жизнию Вильяма Шекспира" с приложением к оной мнений русских и иностранных писателей... (стр. 3--4).

Если поэзия лирическая, как изъявление собственных чувств поэта народного или вдохновенного своим предметом, заслуживает внимание любителя словесности, следящего за развитием народного гения в поэтах, его представителях, - поэзия драматическая еще в большей степени проявляет перед нами свойства ума, степень образования и особенный вкус народа вообще, служит зеркалом его жизни общей и частной...

Таким длинным, темным и бессвязным периодом начинается в 5-й книжке "Репертуара" статья г. Греча "Очерк поэзии драматической". Как и вся статья, этот период очевидно есть загадка, и притом очень трудная для разрешения; однако ж, подумав и поразбив его на предложения, можно догадаться, что лирические поэты разделяются на два разряда: на народных и на вдохновенных своим предметом, что жизнь народа бывает общая и частная и что лирическая поэзия есть изъявление собственных чувств поэта, а драматическая еще в большей (перед чем же?) степени проявляет перед нами свойства ума, степень образования и особенный вкус народа вообще. Итак, благодаря этому набору слов теперь различие менаду поэтами народными и между поэтами вдохновенными своим предметом, между поэзиею лирическою и между поэзиею драматическою, равно как и их взаимные друг к другу отношения, - ясны и не подвержены никакому сомнению. "Лирические поэты", с такою же ясностию продолжает глубокомысленный теоретик, "лирические поэты почти все сходны между собою: и грек и римлянин, и англичанин и итальянец, все люди (а не звери?), все одинаковым образом выражают свои мысли и чувствования, различаясь только степенью и своего гения и образования, и особенностями языка". Именно так! Римлянин Гораций, римлянин Овидий и немец Шиллер - сходны между собою и поют одинаковым образом, точно так же, как итальянец Петрарка и англичанин Байрон, какой-нибудь испанский романсьер и француз Беранже!.. Что и говорить! Правда, сущая правда! Вся разница в языке, в буквах и разве еще в почерке лирических поэтов разных стран.

Вся статья состоит из таких верных и глубоких идей. А примечательная статья! На каких-нибудь четырех листках с половиною, или на девяти страничках, изложена и история драматического искусства и его теория у всех народов! То и другое равно интересно. О теории вы уже имеете понятие, а история начинается с козла, от которого будто бы началась греческая трагедия. Право, это напечатано! (стр. 3).

Театр английский начался подражанием французским мистериям и долго влачился в младенчестве (влачился в младенчестве - хорошо сказано; хоть бы г. Славину!). Вдруг, посреди туманов учения классического, возник в Англии гений самородный, оригинальный, единственный, Шекспир, в душе которого, как в чистом зеркале чистого ручья, отразилось все небо поэзии. В музее Дерптского университета видел я достойную внимания аллегорическую картину, о которой говорит Гете в своей автобиографии. Представлен храм поэзии драматической. В святилище его восседят гении древности и новейших веков, важные, глубокомысленные, в классической одежде греков и римлян; другие занимают места в преддверии храма; третьи вне его, на ступенях. Один человек, в камзоле, брюках и фуражке английского матроса, закинув руки на спину, глядя вверх, входит в самую середину святилища, как видно, и сам того не зная, куда зашел: это Шекспир. Ему обязана рождением новая драма, до невероятности употребляемая во зло бездарностью, шарлатанством и мнимою гениальностию.

И все тут! Ну, теперь понимаете, что такое Шекспир? Если не совсем, прочтите при этом "Жизнь Вильяма Шекспира" с мнениями об ней гг. Полевого, Якубовича и Славина.

Кроме сей дивной статьи в пятой книжке "Репертуара" есть еще какие-то два водевиля1, водевильные куплеты, смесь, новости и разные известия, о которых вы давно уже знаете из "Северной пчелы" и других листков.