Вернуться на предыдущую страницу Вернуться на предыдущую страницу
Параша-сибирячка.
Русская быль в двух действиях, соч. И. А. Полевого
Новая увертюра и мелодрама,
соч. г. Болле; новые декорации гг. Федорова и Сабата
"Параша-сибирячка" возбудила живейший восторг в публике и имела блестящий успех. В самом деле, давно уже на русской сцене, апатически умирающей от переводимых и переделываемых французских водевилей, давно уже не появлялось пьесы с таким счастливым сюжетом и так эффектно составленной. Содержание пьесы г. Полевого очень просто, а потому и очень хорошо; но как оно основано на известном анекдоте и как сама пьеса скоро будет напечатана в "Репертуаре русского театра", то мы не будем излагать ее основную мысль - торжество дочерней любви, мысль, которая не может не найти отзыва во всякой человеческой душе. Как уже сказали мы, пьеса сложена очень ловко, и как, прибавим, многие положения в ней, по сущности самого содержания, в высшей степени поразительны, трогательны и чувствительны, то многих сцен в пьесе и невозможно видеть, не испытывая сильного раздражения души и чувства, которое очень можно счесть за сильное впечатление от поэтического создания. Хорошая постановка и искусное выполнение со стороны артистов еще более содействуют успеху пьесы на сцене. Главную роль в пьесе - роль неизвестного, сосланного в Сибирь за убийство, совершенное в картежничестве, играл г. Каратыгин 1-й. Его игра была, по обыкновению, торжеством сценического искусства со стороны художественного создания характера, в пьесе довольно неопределенного. В самом деле, увидев раз Каратыгина в этой роли, нельзя забыть этого высокого человека, с густыми усами, с мрачным видом, с порывистыми движениями, обличающими огненные страсти и железную душу. Но в собственно патетических местах своей роли Каратыгин был неровен. У нас до сих пор не может изгладиться из души неприятное впечатление от усиленного, или, лучше сказать, усильного восклицания: "сердце мое!" и усильного жеста, состоявшего в ударе рукою по груди; такое же неприятное впечатление произвело на нас и то место в первом действии, где Каратыгин, после признания прохожему, с громкими фразами и усильными движениями убегает со сцены. Но многие такие места были выполнены им и прекрасно. Таково, например, место, где он говорит, что если бы юноша, увлекающийся картежною игрою, мог заглянуть в его душу, то остановился бы на краю погибели. Прекрасен был Каратыгин в сцене свидания с дочерью и в этом безумии, с каким он узнал от нее о прощении. После Каратыгина всех лучше была г-жа Асенкова; умной и отчетливой игре ее нам тем приятнее отдать должную справедливость, что мы не часто пользуемся этим удовольствием. Отличительный характер игры г-жи Асенковой состоял в смелости, свободе, непринужденности, обдуманности, отчетливости и искусстве, и если бы, при всем этом, видно было больше нежности и теплоты, то мы не нашли бы довольно слов для выражения нашего восторга от игры ее. Автор "Параши" явно хотел представить в героине своей пьесы девушку простую, лишенную всякого образования, но глубокую по своей натуре, столько же энергическую, сколько и любящую. Он дал слабый и бледный абрис: дело артистки было - дать жизнь этому образу тенями и красками. Но тем не менее игра г-жи Асенковой прелестна; видно, что эта артистка внимательно и старательно изучала свою роль, а ее привычка к сцене, смелость и свобода на ней, при поразительной эффектности пополнений, довершили это тщательное изучение и окончательно очаровали публику Александринского театра. Тем не менее было бы интересно увидеть в роли Параши и г-жу Самойлову 2-ю: соперничество развивает талант с обеих сторон. Г-н Каратыгин 2-й прекрасно выполнил роль подьячего Писулькина: без всяких фарсов, он умел быть смешным, потому что умел быть верным истине и простоте. Об игре г. Сосницкого нельзя сделать никакого заключения: роль его явно лишняя в пьесе: прохожий замешан в пьесу не по своей нужде, а для других; он нужен для внешней связи пьесы, он нужен, чтобы ссыльный рассказал публике свою историю, чтобы Параше было с кем идти в Москву и чтобы на сцене было кому читать самому себе для других нравственные сентенции. Из прочих артистов были хороши г-жа Валберхова и г-жа Гусева; остальные - так и сяк. Постановка пьесы прекрасна, и в этом отношении можно заметить одно: в самой эффектной сцене народа на кремлевской площади звон колоколов московских нисколько не походил на тот царственный гул, которым так торжественно оглашается первопрестольная Москва в свои великие дни...