Вернуться на предыдущую страницу
Юродивый мальчик в железном зеленом клобуке. Сочинение асессора и кавалера Афанасия Анаевского. Издание первое (?). Санкт-Петербург. В тип. Карла Фейерштейна. 1844. В 16-ю д. л. 24 стр.
Этот юродивый мальчик - явно беглец из дома умалишенных. Поэтому нимало не удивительно, что он бумажный колпак на голове своей вообразил железным зеленым клобуком: чего не представится сумасшедшему! А что он сошел с ума - в этом нет никакого сомнения: послушайте, какой вздор говорит он:
Так говорил юродивый мальчик, смотря на небо: "Здесь в красной день сквозь Солнца орашает маленький дождик - Гармония, Ирены - звук милый. Всё прельщает. - Я вижу там, в лесу, недалеко от монастыря, хор певчих. Их кадансы задались и вверх тонки голоса завились. Возле певчих дети какого-то фабриканта - много молодых военных офицеров, помещиков и баккалавр с ними. Верно, здесь, в лесу, составлена порядочная пирушка. Еще, что я вижу: баккалавр скидает верхнее платье и бегает по роще с молодежью. Вероятно, он это делает, чтоб несколько забыть свои горести и печали. Да здесь много разного сословия ученых людей и студентов. - Вот уже и речь какой-то говорит. - Беловолосые мальчики пошли цветы собирать. Они увидят меня - узнают - окружат меня - будут снимать с меня зеленый клобук и марать белый кафтан. Попрежнему станут шутить надо мной. Им смехи, а мне слезы. Как прокрасться? Где пройти мне в кустарники? Везде народ! Я скрыл свой язык, а говорю, и вот подслушивают меня. - Один уже приглашает товарищей для поимки меня. - Полечу в лес и скроюсь в темноте оного".
Крик: "Юродивый! юродивый мальчик здесь. Бегите, бегите, поймаем его. Он уже говорит - я слышал сам". Бегут толпою дети. Ищут его, но нигде не находят и возвращаются к своему стану. "Оставьте его, - сказал отец Александр: - вероятно, какая ни есть важная причина заставила его от людей скрываться".
На сие возразил фабрикант: "Его могут здесь звери растерзать".
Александр. "Провидение его сохраняет".
Фабрикант. "Надо знать: чем он питается? Я ни за какое счастие не согласился бы жить в лесу, особо иметь одному ночлег в этих звериных убежищах. Признаюсь? для меня кажется: это ужасно! я сейчас прикажу дать знать начальнику монастыря и попрошу его, чтоб он приказал кому ни есть поймать сего лесного жителя, который юродствовал в городе и давно пропал из оного без вести".
Александр. "Не опасайтесь! Обитатели лесные без произвола никому не вредят. Этот лес в древность был игралищем. В нем три помещика всю жизнь свою провели в забавах, роскошах и увеселениях, а при старости лет построили вот тот монастырь, - указав на него рукою: - назвали его по своему наименованию Трегуляй странноприемлющий. По выражению, что сами возле этого места всегда трое гуляли и принимали здесь гостей, хотя бы совсем им были незнакомы. Я пленяюсь сим отличным местоположением. Воспоминая свои горести, не нахожу другого утешения, как облечь себя в черную мантию. - Обет сей исполню твердо. - Мне более ничего не осталось. - По окончании наук в баккалаврской академии, проживши с супругой только один год, лишился ее. Она оставила после родов младенца. - Я оставлю его на произвол судьбы. Но чтоб не предаться унынию, малодушию и скучной печали, я развлекаюсь здесь, может, в последний раз, друзья, с вами!"
Фабрикант с гостями. "Ах, ваше преподобие, отец Александр! Ужели мы сладостных поучений ваших более не услышим?"
Александр: "Отчего? Кто мне воспретил говорить то, что приятно людям?"
Фабрикант с гостями. "Скажите теперь в последний раз что ни есть из своего сочинения, которое вы неоднократно с жаром говорили наизусть в публичных собраниях".
Александр. "Нет! согласитесь вы со мной: напишите вы сами приличную песнь; приличную собранию сему. Избегайте в ней всякой критики и чтоб военные офицеры, находящиеся ныне между вас, изложили в ней благородный военный характер, который они получили при воспитании в корпусах. Коснитесь в песни предстоящей войны с иноплеменными державами, а вы, гг. дережеры, сочините на сию песнь новую музыку, и всё это, пока накрывают столы, пред обедом, чтоб было готово и певчие в память сего собрания нам с музыкой пропели б".
Перед обедом певчие пели сначала "Боже, храни царя". Через час, когда подали вотку, певчие запели с музыкой и с утонченным искусством новую песнь, сочиненную собранием ученых людей в следующем содержании:
Не отвергай здесь искрения совета,
Ты в нем найдешь здоровье и покой.
Творец продлит тебе несчетны лета,
Его десница будет над тобой.
Итак, любезный брат, покинь навеки
Вид мрачной скорби и печали злой;
Пусть ежедневно льются счастья реки
И все дары благие над тобой.
С тобой мы вместе торжество встречаем,
Надеясь счастьем пользоваться в ней,
С тобой мы чашу в поле разделяем,
И путь к блаженству мы с тобой найдем
Ликуйте с нами, все граждане.
Ликуйте в стогнах и среди полей.
Прославьте храбрость нашу вы заране;
Мы кровь прольем за вас и за царей.
Не удивляйтесь, читатели, всей этой галиматье: ведь ее говорят сумасшедшие. Фабрикант, гости и прочие - всё это такие же сумасшедшие, как и юродивый мальчик: оттого и нет никакого смысла в их прозе и стихах. Музыка должна быть того же свойства, но мы предоставляем судить о ней музыкантам - в доме умалишенных. К этой книжонке, неопрятно напечатанной на серой бумаге, приложена картинка работы юродивого мальчика, о которой тоже имеют право судить только живописцы из дома умалишенных.
Но в конце книжки находятся стихи, которые, без всякого сомнения, сочинены самим асессором и кавалером Аф(ѳ)анасием Анаевским, и потому в них не видно никаких нехороших признаков. "Я (говорит оный асессор и кавалер) пропою вам песнь, которая сочинена для Ломоносова в следующем содержании:
Божественной лирой
Кто всех пленял,
Тот голос пред порфирой
Не изменял.
Не сам ли Ломоносов
Царям певал
И точно как философ
На камень стал.
За труд, им посвященный,
Прилична честь.
И в дар ему священный
Споем мы песнь,
Поем любовь и красоты,
И век златый.
Собрав из книг его цветы,
Зришь правоты.
Дан им урок, чтоб бога чтить,
Хвалить, любить,
Царя хранить, всех веселить
И дар излить.
И всё это напечатано на российском языке в 1844 году от рождества Христова!.. Да, г. асессор и кавалер Аф(ѳ)анасий Анаевский - просто гений! Он победил и Федота Кузьмичева, сына природы, который берет мысли из-под черепа, и г. Классена, именующего себя бездарным и паровою затычкою, и г. Милькеева, упоительно воспевшего в громкой оде русскую сивуху, и г. Бранта, автора "Жизни, как она есть", и всех бывших, сущих и будущих сочинителей в этом роде! Хвала ему! В его лице Петербург победил Москву с ее Орловыми, Кузьмичевыми, Классенами и со всею ее литературою и журналистикою в настоящее время!