Вернуться на предыдущую страницу
Полный и новейший песенник, в тринадцати частях, содержащий в себе собрание всех лучших песен известных наших авторов, как-то: Державина, Карамзина, Дмитриева, Богдановича Нелединского-Мелецкого, Капниста, Батюшкова, Жуковского, Мерзлякова, А. Пушкина, Баратынского, Козлова, барона Дельвига, князя Вяземского, Федора Глинки, Бориса Федорова, Веневитинова, Слепушкина и многих других литераторов. Расположенный в отдельных частях для каждого предмета. Собранный И-м Гурьяновым. Москва, в типографии Н. Степанова. 1835. Тринадцать частей: I - 191, II - 144, III - 114, IV - 160, V - 148, VI - 97, VII - 190, VIII - 176, IX - 120, Х - 137, XI - 114, XII - 144, ХIII - 144. (16).1
Достоинство этой книги совершенно соответствует замысловатости ее заглавия. Г-н Гурьянов обогатил рыночную литературу новым произведением. Тут нет ничего худого: г. Гурьянов следует внушению своего гения. Да вот беда: его гений уж чересчур игрив. Мы не говорим о том, что он из наших писателей составил такое разнохарактерное общество, какого не представляет и самая "Библиотека для чтения"; что он свел Державина, Пушкина, Жуковского, Мерзлякова, Козлова, Батюшкова, Веневитинова и др. в одну компанию с Богдановичем, Нелединским-Мелецким, Капнистом, Борисом Федоровым и Слепушкиным; мы не удивляемся поистине удивительному хладнокровию знаменитых корифеев нашей литературы, с каким они видят себя в таком прекрасном обществе; мы не удивляемся незаконной дерзости, осмеливающейся ругаться над правами собственности: всё это вещи очень обыкновенные в Москве; об этом много говорится в петербургских журналах, об этом бывает речь и в московских журналах. Но мы, при всей нашей привычке к подобным явлениям, не можем надивиться одному: как могут быть на свете такие люди, которые не умеют сделать порядочно ни хорошего, ни дурного дела.
Кто дал право г. Гурьянову, поместивши без позволения авторов пиесы, исказить их пропусками и переправками своей фантазии и орфографическою безграмотностию? Не угодно ли полюбоваться его поправочками:
Скинь мантилью, ангел милый
И явись, как яркий день
Ножку дивную продень
Ночной зефир
Струит эфир... и пр.2
Или "Скажи, что смотришь на дорогу? -
Мой храбрый вопросил. -
Еще попей, ты, слава богу,
Друзей не проводил".
К груди поникнув головою, Я громко просвистал. "Гусар! уж нет ее со мною!"
Сказал и замолчал.
Слеза повисла на реснице
И канула в покал. "Дитя, ты плачешь о девице!"
Сказал и замолчал.3
Или
Скучно, грустно... завтра, ныне,
Завтра к милой возвращусь, Я забудусь при камине
Загляжусь, не нагляжусь.4
Или
Ты из житейских обличитель,
В душевном мраке милый свет,
Ты дружба, сердца исцелитель,
Мой добрый гений с юных лет.
С чего вздумалось г. Гурьянову пропеть одно и то же стихотворение Пушкина в двух разных частях и на разные голоса? В отделении песен простонародных и хороводных это стихотворение напечатано так: Я пережил свои желанья, Я разлюбил свои мечты,
Остались мне одни страданья,
Плоды сердечной пустоты!
Под бурями судьбы жестокой
Увял цветущий мой венец!
Живу печальный, одинокой
И жду - придет ли мой конец.
Так поздним хладом пораженный,
Как бури слышен зимний свист;
Один на ветке обнаженной
Трепещет запоздалый лист!..
В отделении песен любовных это стихотворение напечатано так: Я пережил свои желанья, Я разлюбил свои мечты;
Остались мне одни страданья,
Плоды сердечной пустоты.
Безмолвно жребию послушный,
Влачу страдальческий венец,
И жду, печальный равнодушный,
Когда же придет мой конец.5 A propos: {Кстати (франц.). - Ред.} знаете ли, какие пьесы помещены в отделении песен застольных, дружеских и круговых? - "Вечерний звон" (Козлова), "Дарует небо человеку" (из "Бахчисарайского фонтана"), "Мой друг, хранитель-ангел мой" (Жуковского), "Небо, дай мне длани" (Хомякова), "Светит месяц на кладбище" (Жуковского). И знаете, между какими произведениями? "Саша, ангел, как не стыдно"; "Пожалуйте, сударыня, сядьте со мною рядом"; "Братья, рюмки наливайте" и пр. А сколько других нелепостей! Стихотворение г. Шевырева "Супруги" (военная песня, помещенная в "Московском вестнике", 1827) приписано Пушкину, под заглавием "Свадьба", с пропусками и бессмысленными искажениями; некоторые пьесы напечатаны по шести раз (разумеется, с вариантами); большая часть сборника состоит из старинных сочинений, отличающихся площадным вкусом и дурными стихами. Для образчика выписываем куплетец из одной такого рода невинной песенки:
Однажды я Лилету
Зефирами раздету,
Забвенну сном - зрел здесь;
На ту красу взирая, Я таял, обмирая, -
И... если бы не честь...
Как ни неприятно, ни отвратительно рыться в подобном соре, но, положивши себе за непременную обязанность преследовать литературным судом литературные штуки всякого рода, обличать шарлатанство и бездарность, я почел долгом выставить перед глазами публики поступок г. Гурьянова. Если я этим не предупрежу других подобного рода литературных предприятий, то, может быть, спасу многих доверчивых читателей от покупки и прочтения дурной книги: в таком случае, моя цель достигнута и труды не пропали. Еще прибавлю, что эта книга напечатана на серой, дурной бумаге и украшена чудовищными картинками, отличающимися лубочною работою и площадным вкусом. {В "Библиотеке для чтения" г. Степанов назван издателем этого сборника вместе с г. Гурьяновым: это, верно, по ошибке, ибо г. Степанов столько же виноват в этом грехе, сколько фабрикант, делавший обверточную бумагу, на которой напечатаны неблагоприобрстенные пьесы песенника.}